Америка, часть вторая - [12]

Шрифт
Интервал

Ирина: Поэтому я и спрашиваю.

Карл: Я только говорю то, что есть. Что Даниэль — не человек слова. Он сказал, что позвонит, и что, звонил?


Ирина берет в руки разбитый телефон.


Ирина: Может быть и да. Кто знает. Это же дерьмо не работает!


Ирина энергично ставит телефон на стол.


Карл: Пожалуйста, не разбивай мои вещи.


Ирина улыбается.


Ирина: Я разбиваю?


Карл достает из одного пакета новый телефон. Отключает старый, подключает новый. Ирина следит за тем, что делает Карл. Учтиво спрашивает.


Ирина: Я могу чем-нибудь помочь?

Карл: Нет.

Ирина: Что случилось?

Карл: Трубку выронил.


Ирина спокойно смотрит на стену.


Ирина: Aга. Сколько раз?


Ирина берет сумки с продуктами, из одной достает какие-то сыры, хлеб и виноград.


Ирина: Не надо было ничего покупать.


Карл бросает старый телефон в мусорное ведро. Берет все из рук Ирины, раскладывает на столе.


Карл: В доме ничего не было.

Ирина: Ну и что. Мы бы выпили.

Карл: Даниэль мог бы и пораньше мне сообщить, что вы придете.

Ирина: Если я мешаю, я могу…


Ирина ждет, что Карл перебьет ее. Карл ее не перебивает. Они оба молчат, затем Карл произносит.


Карл: Если ты мешаешь, то ты можешь что?


Ирина смотрит на него, потом отводит взгляд.


Карл: Что ты выпьешь?

Ирина: Только воды. У меня болит голова.

Карл: После вчерашнего?

Ирина: Нет. Мы не на долго остались. Даниэль должен был идти.

Карл: Правда?

Ирина: Да, ему надо было домой.

Карл: Ах, домой. К себе домой. К своей жене.

Ирина: Я ужасно голодна.


Ирина отламывает кусок хлеба, ест. Она, очевидно, игнорирует Карла, что бы он ни сказал, что бы он ни сделал.


Карл: Пожалуйста, не хватай со стола. Подожди, пока я приготовлю…

Ирина: Oй, извини, пожалуйста!


Ирина нервничает, выходит из кухни, садится на тахту. Достает сигареты.


Карл: Здесь не курят.


Ирина кладет сигарету обратно в пачку. Ее уже понемногу это начинает раздражать.


Ирина: Карл, скажи, что ты имеешь против меня?

Карл: Против тебя? Я??? Объясняю: против тебя я ничего не имею. Я о тебе даже не думаю. Ты не являешься предметом моих интересов. Для меня ты — ничто.

Ирина: Если я для тебя ничто, почему же ты так нервничаешь? На самом деле, ты ему завидуешь, правда?

Карл: Завидую? Почему я должен ему завидовать? Вообще, на такие глупые вопросы я не хочу даже отвечать.

Ирина: Ты живешь один, да?

Карл: Я завидую Даниэлю…


Кажется, что Карл нервно смеется.


Ирина: Ты совсем один?

Карл: Нет, я не один. Иначе говоря, я вообще не один.

Ирина: Да, ты ему завидуешь.

Карл: Чему?! Чему мне завидовать?! Что у него есть ты?

Ирина: Ты завидуешь ему, потому что он общительный, потому что с ним весело, потому что он интересный, потому что его любят…

Карл: Такое общество, как ты, я оплачу и выброшу.


Ирина действительно искренно смеется.


Ирина: У-у-ух! Ты страшно меня оскорбил!

Карл: Еще хуже, если нет.

Ирина: Я — не блядь.

Карл: Как ты выражаешься!


Ирина по-настоящему смеется.


Ирина: Ты — дурачок.

Карл: Дурачок?

Ирина: Да. Ты — ядовитый, неуверенный в себе, несчастный дурачок.


Карл раздражается.


Карл: Я — дурачок? Я? И я неуверенный в себе?

Ирина: Ты.

Карл: А Даниэль уверенный в себе? Самоуверенный?


Ирина весело смеется прямо ему в лицо.


Ирина: Ну да, если это так!

Карл: То, что ты называешь самоуверенностью, это химия, дурочка! Лекарства. Антидепрессанты. Даниэль без таблеток не может встать с постели! Не может выйти из дома. Не может есть, спать… То, что ты называешь общительностью, это химически измененная форма сознания. Это не он! Без таблеток он — ничто. Нет, еще хуже, он — испуганный засранец на грани самоубийства!!!


Ирина перестает смеяться, смотрит на Карла.


Карл: Что ты сейчас скажешь о его общительности? Он и теперь тебе также симпатичен?

Ирина: Если ты так говоришь о человеке, которого называешь своим лучшим другом, тогда неудивительно, что ты — один.


Ирина достает из пачки сигарету, зажигает ее. Карл почти подбегает к ней, забирает сигарету из ее руки. Он гасит сигарету о тарелку, стоящую перед Ириной.


Карл: Я сказал, что здесь не курят.


Подойдя к ней так близко, Карл видит маленький, едва заметный след сахарной пудры у нее под носом. Он пальцем стирает порошок с ее носа, думая, что это кокаин.


Карл: Что это у тебя?


Карл не дожидается ответа. Хватает ее за руку, другой рукой хватает пальто, почти тащит ее к двери.


Карл: Ну, нет. Не в моем доме.

Ирина: Что с тобой?

Карл: Ты посмотри, на кого ты похожа. Пожалуйста, просто уходи.


Карл широко открывает дверь, Ирина вытирает нос, облизывает палец. Начинает смеяться. Карла это совершенно выводит из себя. Он снова прикрывает дверь.


Карл: Пожалуйста, немедленно уходи. И не смей устраивать мне сцену в коридоре.

Ирина: Это же сахарная пудра. Пудра с пончика. Я съела твой пончик, Kaрл.


Ирина продолжает смеяться, берет свое пальто из его руки. Смеется, убирает его руку, чтобы открыть дверь, и иронично прибавляет.


Ирина: Дурак.


Карл теперь действительно впадает в отчаяние. Действительно выглядит, как настоящий дурак. Ирина открывает дверь. Перед ними — Даниэль и Мафи. Все застывают в оцепенении.


Мафи: Йо-ху! А это мы!

Даниэль: Эй, Карл…


Карл очень удивлен, видя перед дверью жену Даниэля в тот момент, когда выгоняет из дома любовницу Даниэля.


Еще от автора Биляна Срблянович
Семейные истории [=МамаПапаСынСобака]

«Клево! Потому что жизнь сурова». Так поют дети, которых играют взрослые актрисы. И играют клево, и жизнь, в которую они играют - сурова. Хотя, что перед нами дети, понимаешь не сразу. Подумаешь, детская площадка. Ну, игрушками забавляются. Едят кашу из песка. Мало ли куда заведет театральная условность! Может, это все должно обозначить проблему всеобщего инфантилизма.


Супермаркет

«Супермаркет» — снова история о затхлом западном мире, где ничего никогда не меняется, так что героям несколько раз приходится жить в одном и том же дне. Место действия — школа для детей эмигрантов — в сущности, представляет собой витрину.Неясно, в какой стране находится школа (то ли Австрия, то ли Германия), неясно, почему в ней всего два ученика, причем одна из школьниц — дочь директора. Директор на протяжении всего действия пытается всучить регулярно навещающему его журналисту собственное диссидентское досье, якобы выкупленное им у органов.


Кузнечики [=Саранча]

В пьесе «Саранча» все персонажи находятся в состоянии перманентной войны друг с другом: красавица жена вытирает ноги о тряпку-мужа, ее брат-гомосексуалист бросает на улице слабоумного отца, чтобы тот не вернулся больше домой, мать и дочь не могут и пяти минут поговорить без взаимных упреков, а подозрительный до маниакальности тележурналист видит в каждой хорошенькой девушке шпионку. Эти люди не умеют любить, они эгоистичны до последней степени, относятся к жизни потребительски и самоутверждаются, поедая друг друга.


Белградская трилогия [=С Новым годом, Белград!]

Действие «Белградской трилогии» происходит в Чехии, Австралии и Лос-Анджелесе. Практически все герои — эмигранты из Сербии. Несколько частных историй, которые разворачиваются под Новый год на разных полушариях, должны проиллюстрировать, как плохо жить вдали от родины. Независимо от того, нуждаются ли герои пьесы в чужом краю или вполне обеспечены квартирой, работой и семьей, они чувствуют себя в эмиграции крайне неуютно. Внешне вроде бы никаких трагедий не происходит. Братья Кича и Мича Йовичи, обитающие в Праге, собираются добыть денег на пропитание, выиграв конкурс на лучшее исполнение мамбы.


Саранча

Эта замечательно правдивая история о людях, находящихся в сложных семейных и любовных взаимоотношениях. В одной из ремарок Срблянович пишет: «Все персонажи постоянно едят», поэтому зал ресторана с живой джазовой музыкой знаменитого трио Евгения Борца — лучшее место действия. Впрочем, персонажи, как и положено саранче, с удовольствием едят и друг друга, так что наблюдать за ними интересно. Тем более, что финал у этой истории, с легким мистическим привкусом, довольно необычный и даже загадочный.«Я часто слышу о „новой драматургии“, так вот, на мой взгляд, пьеса „Саранча“ прекрасный, живой образец этой самой „новой драматургии“, только предстающей не в виде выхолощенной мрачной фантазии, а как очень жизненный и художественно точный слепок с повседневности.


Рекомендуем почитать
Харперс-Ферри

Пьеса одного из американских драматургов XX века посвящена значительной для истории США личности — белому аболиционисту Джону Брауну, убежденному стороннику насильственного изменения общества. Накануне войны между Севером и Югом он возглавил партизанский отряд колонистов — противников рабства, в результате неудачного рейда на арсенал города Харперс-Ферри был схвачен и казнен.


Светильник, зажженный в полночь, и другие пьесы

В сборник входят пьесы одного из наиболее интересных и значительных современных драматургов США. Творчество Стейвиса отмечено масштабностью и остротой проблематики, выразительностью характеров, актуальностью сценических коллизий. Его пьесы — это драмы идей, здесь обретают голос известные исторические личности — Галилей, Джо Хилл, Джон Браун.


Притворство от отчаяния

Категория: джен, Рейтинг: PG-13, Размер: Мини, Саммари: Пит подумал, что будет, если Тони его найдёт. Что он вообще сделает, когда поймёт, что подопечный попросту сбежал? Будет ли просить полицейских его найти или с облегчением вздохнёт, обрадованный тем, что теперь больше времени может посвятить Рири? В последнее очень не хотелось верить, Питер хотел, чтобы их разговор о его проступке состоялся, хотел всё ещё что-то значить для Старка, даже если совсем немного.


Ужасные дети. Адская машина

«Ужасные дети» — одно из ключевых и наиболее сложных произведений Кокто, о которых по сей день спорят литературоведы. Многослойная и многоуровневая история юных брата и сестры, отвергнувших «внешний» мир и создавших для себя странный, жестокий и прекрасный «мир Детской», существующий по собственным законам и ритуалам. Герои романа — Поль и Элизабет — с детства живут по правилам собственной игры, от которой ничто не может их отвлечь. И взрослея, они продолжают жить в своем мире, который обречен на столкновение с миром реальным…Также в сборник входит знаменитая пьеса «Адская машина».


История западной окраины [=Вестсайдская история]

Мысль о создании пьесы о современных Ромео и Джульетте зародилась у группы американских театральных деятелей — еще в 1949 г. В 1950-х гг. усилилась эмиграция пуэрториканцев в Америку. Часть американской молодежи встретила их враждебно. Этот антагонизм, не раз приводивший к серьезным столкновениям, и был положен авторами в основу произведения «История западной окраины» («Вестсайдская история»). Пьеса написана Артуром Лорентсом, стихи — молодым поэтом Стефаном Сондгеймом, музыка — композитором Леонардом Бернстайном, а постановка и танцы осуществлены Джеромом Робинсом. В августе 1957 г.


Поцелуй Иуды

В основу сюжета пьесы легла реальная история, одним из героев которой был известный английский писатель Оскар Уайльд. В 1895 году маркиз Куинсберри узнал о связи своего сына с писателем и оставил последнему записку, в которой говорилось, что тот ведет себя, как содомит. Оскорбленный Уайльд подал на маркиза в суд, но в результате сам был привлечен к ответственности за «совершение непристойных действий в отношении лиц мужского пола». Отсидев два года в тюрьме, писатель покинул пределы Англии, а спустя три года умер на чужбине. «Поцелуй Иуды» — временами пронзительно грустная, временами остроумная постановка, в которой проводятся интересные параллели между описанной выше историей и библейской.