Америка, часть вторая - [10]
Карл: Да, Сюзи… Я слышу, Сюзи.
Карл где-то на полпути — то есть в его квартире это пара шагов — останавливается и кладет пальто на стул, ставит туфли на пол.
Карл: Не надо ни о чем беспокоиться, Сюзи. Все будет в порядке.
Карл напряженно улыбается.
Карл: Нет, меня не отпускали, Сюзи. Это просто недоразумение… Я знаю, что говорят… Я знаю, что говорят, Сюзи!
Карл садится за свой письменно-обеденный стол, сжимает пальцами переносицу, как при головной боли. Снимает носки, комкает их и бросает в корзину для грязного белья. Носки падают рядом с корзиной.
Карл: Я не сержусь, Сюзи… Все в порядке… Не беспокойся ни о чем… Хорошо. На этом все… Хорошо. Я тороплюсь.
Сюзи еще что-то говорит, ее голос все еще слышен, но Карл вешает трубку. Он сидит за столом, массирует виски и глазные впадины. Встает, снимает рубашку, бросает ее в корзину с бельем. Карл открывает свою телефонную книжку, ищет какой-то номер, набирает его.
Карл: Алло? Да, добрый день. У меня счет в вашем банке и, кажется, там есть какие-то проблемы… Россман… Номер счета… Я подожду.
Карл, придерживая трубку плечом, открывает на кухне шкафчик, берет кофе, ищет что-то еще. Полка висит высоко, поэтому Карл видит не все, что стоит на ней, даже когда встает на цыпочки. Шарит рукой, что-то ищет. Оглядывается, смотрит вокруг себя, открывает другие шкафчики, не находит то, что ищет. Голос на том конце линии как будто удивляет его.
Карл: Да?… Да… Россман. Р — О — С — С … Что? Я подожду.
Он глубоко запускает руку на полку, где стоял кофе, и что-то нащупывает. Что-то необычное, что-то, что ему неизвестно. Отставляет кофе, берет стул, встает на него и, придерживая трубку плечом, достает с полки все. Среди прочего достает и коробку с фильтрами для кофе. Карл нервно ставит фильтры рядом с кофе. Это было то, что он искал.
Карл: Алло? Пожалуйста, я еще жду… Алло? Алло?
Карл замолкает. Затем он начинает, подражая компьютеру, напевать мелодию из фильма «Жало», которая доноситя из трубки. Засовывает руку в глубь полки и снова на что-то натыкается. Затем заглядывает на полку, кладет телефон здесь же рядом на холодильник, засовывает всю голову в шкафчик. Слышен какой-то голос из трубки. Карл хватает телефон.
Карл: Да, я здесь… Я здесь! Не прерывайте связь!
Поздно, служащий уже повесил трубку. Карл смотрит на трубку, не веря, что произошло. Опять нажимает «redial». Снова засовывает и руку, и голову в шкафчик, теперь уже держа трубку у лица, что-то нащупывает.
Карл: Алло…
Карл быстро вынимает голову из шкафчика, ударяется затылком. Громко вскрикивает.
Карл: Алло. Да нет, извините, все в порядке. Пожалуйста, нас разъединили, мне нужна информация о моем счете…
Поздно, служащая банка уже переключила на «on hold». Карл злится, но что делать, он ждет. Разглядывает полку, берется за нее руками, проверяет, крепко ли она держится. Полка шатается. Карл прилагает усилия и целый кусок полки отрывает от стены. Теперь этот шкафчик выглядит как маленький, но тяжелый гроб с дверцами. Карл держит полку двумя руками, придерживая плечом трубку телефона. Сейчас его соединят с сотрудницей банка.
Карл: Да, алло, я здесь. Прошу вас, подождите секунду, пожалуйста, не вешайте трубку…
Карл с усилием опускает полку на холодильник, походя задевая полную сахарницу. Она падает, разбивается, сахар и осколки разлетаются по полу кухни. Карл громко выругивается.
Карл: Ой, твою мать… Нет, извините, я не вам сказал!!! Я знаю, что это не повод, но я не вам сказал…
Опять поздно, раздаются короткие гудки. Карл пытается взять себя в руки. Он с удовольствием бы разбил сейчас трубку о стену но, как уже сказано, пытается совладать с собой. На стене, там, где висела оторванная полка, видны маленькие дверцы сейфа. Сейф встроен в стену, окрашен в такой же цвет, выделяется только замок с шифром. Карл откладывает телефон, заинтересованно смотрит на сейф. Он пытается открыть сейф, но замок не поддается. Карл начинает поворачивать колесико влево-вправо, прислушиваясь к звуку. Затем снова пробует, но безуспешно. Карл пробует еще раз, наобум набирая цифры. Поворачивает колесико влево-вправо — безуспешно.
Карл: Твою мать!
Карл медлит несколько мгновений, затем начинает спускаться со стула, осторожно, чтобы не наступить на сахар и осколки. Затем перепрыгивает горку осколков и остается так стоять, осматриваясь вокруг себя. И одна, и другая пара тапочек аккуратно стоят у входа в гардероб. Карл хватает коробку с фильтрами для кофе и бросает ее, целясь в тапочки. Опять промахивается. Идет медленно, перепрыгивая горки стекла и сахара. Один шаг, другой. В конце концов, наступает на свой персидский ковер. И вот теперь вскрикивает. Карл прыгает, схватившись за левую ногу, из ступни льется кровь. Карл, осторожно, чтобы не испачкать ковер, балансирует на одной ноге, вынимая стекло из другой. Из двух желаний — заплакать или что-нибудь разбить — он выбирает второе. Он хватает телефон и начинает им бить о полку, о холодильник, об пол и, в конце концов, о стену.
Карл: Твою мать, твою мать, твою мать, ТВОЮ МАТЬ!
Телефон, конечно же, разбивается. Карл садится, кухонной тряпкой зажимает рану на ноге. Ждет пока кровь остановится. Ждет, ждет, но напрасно….
«Клево! Потому что жизнь сурова». Так поют дети, которых играют взрослые актрисы. И играют клево, и жизнь, в которую они играют - сурова. Хотя, что перед нами дети, понимаешь не сразу. Подумаешь, детская площадка. Ну, игрушками забавляются. Едят кашу из песка. Мало ли куда заведет театральная условность! Может, это все должно обозначить проблему всеобщего инфантилизма.
«Супермаркет» — снова история о затхлом западном мире, где ничего никогда не меняется, так что героям несколько раз приходится жить в одном и том же дне. Место действия — школа для детей эмигрантов — в сущности, представляет собой витрину.Неясно, в какой стране находится школа (то ли Австрия, то ли Германия), неясно, почему в ней всего два ученика, причем одна из школьниц — дочь директора. Директор на протяжении всего действия пытается всучить регулярно навещающему его журналисту собственное диссидентское досье, якобы выкупленное им у органов.
В пьесе «Саранча» все персонажи находятся в состоянии перманентной войны друг с другом: красавица жена вытирает ноги о тряпку-мужа, ее брат-гомосексуалист бросает на улице слабоумного отца, чтобы тот не вернулся больше домой, мать и дочь не могут и пяти минут поговорить без взаимных упреков, а подозрительный до маниакальности тележурналист видит в каждой хорошенькой девушке шпионку. Эти люди не умеют любить, они эгоистичны до последней степени, относятся к жизни потребительски и самоутверждаются, поедая друг друга.
Действие «Белградской трилогии» происходит в Чехии, Австралии и Лос-Анджелесе. Практически все герои — эмигранты из Сербии. Несколько частных историй, которые разворачиваются под Новый год на разных полушариях, должны проиллюстрировать, как плохо жить вдали от родины. Независимо от того, нуждаются ли герои пьесы в чужом краю или вполне обеспечены квартирой, работой и семьей, они чувствуют себя в эмиграции крайне неуютно. Внешне вроде бы никаких трагедий не происходит. Братья Кича и Мича Йовичи, обитающие в Праге, собираются добыть денег на пропитание, выиграв конкурс на лучшее исполнение мамбы.
Эта замечательно правдивая история о людях, находящихся в сложных семейных и любовных взаимоотношениях. В одной из ремарок Срблянович пишет: «Все персонажи постоянно едят», поэтому зал ресторана с живой джазовой музыкой знаменитого трио Евгения Борца — лучшее место действия. Впрочем, персонажи, как и положено саранче, с удовольствием едят и друг друга, так что наблюдать за ними интересно. Тем более, что финал у этой истории, с легким мистическим привкусом, довольно необычный и даже загадочный.«Я часто слышу о „новой драматургии“, так вот, на мой взгляд, пьеса „Саранча“ прекрасный, живой образец этой самой „новой драматургии“, только предстающей не в виде выхолощенной мрачной фантазии, а как очень жизненный и художественно точный слепок с повседневности.
Драма о браке Джорджа Оруэлла с 30-летнему помощницей редактора журнала Соней Браунелл. Лондон, 1949 год. В больнице «Юнивесити колледж» находится Джордж Оруэлл с тяжелой формой туберкулеза…
В пьесе «Голодные» Сароян выводит на сцену Писателя, человека, в большой степени осознающего свою миссию на земле, нашедшего, так сказать, лучший вариант приложения душевных усилий. Сароян утверждает, что никто еще не оставил после себя миру ничего лучше хорошей книги, даже если она одна-единственная, а человек прожил много лет. Лучше может быть только любовь. И когда в этой пьесе все герои умирают от голода, а смерть, в образе маленького человека с добрым лицом, разбросав пустые листы ненаписанного романа Писателя, включает музыку и под угасающие огни рампы ложится на пол, пустоту небытия прерывают два голоса — это голоса влюбленных…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу сюжета пьесы легла реальная история, одним из героев которой был известный английский писатель Оскар Уайльд. В 1895 году маркиз Куинсберри узнал о связи своего сына с писателем и оставил последнему записку, в которой говорилось, что тот ведет себя, как содомит. Оскорбленный Уайльд подал на маркиза в суд, но в результате сам был привлечен к ответственности за «совершение непристойных действий в отношении лиц мужского пола». Отсидев два года в тюрьме, писатель покинул пределы Англии, а спустя три года умер на чужбине. «Поцелуй Иуды» — временами пронзительно грустная, временами остроумная постановка, в которой проводятся интересные параллели между описанной выше историей и библейской.
Есть такие места на земле – камни, деревья, источники, храмы, мечети и синагоги – куда люди всегда приходят и делятся с Богом самым сокровенным. Кто еще, в самом деле, услышит тебя и поймет так, как Он?..Поначалу записывал занятные истории, как стихи – для себя. Пока разглядел в них театр.Наконец, возникли актеры. Родились спектакли. Появились зрители. Круг замкнулся…Четыре монопьесы о Любви.