Америго - [54]

– Что я должен сделать? Привести Корабль к Америго?

– Никакого Америго нет! – Изумрудные глаза пропали на миг – и снова принялись истязать его, и так близко, что он подумал даже, что они сейчас превратятся в его собственные. – А прямо под нами – земля! Ты, верно, не увидишь отсюда, но она там! И корабль нужно опустить.

– Но как же я?.. – растерялся юноша.

– Найди способ! – воскликнула Элли. – И нам опять будет интересно! Я покажу тебе все-все деревья и цветы на этой земле! И ирисы… Ты же так любишь ирисы, глупенький мой Уильям?

– Бессмысленно, – бормотал Уильям. – Почему нельзя остаться здесь? Почему ты уверена, что на земле, если она и вправду есть… лучше? Нам предстоит жизнь, Элли, и если бы я хотел провести ее с кем-то, то провел бы ее с тобой! Зачем ты просишь меня сделать то, на что я не способен?

Девушка оттолкнула его и вновь разрыдалась.

– Ты думаешь, я не в своем уме? Я в нем еще, Уильям! Я просто… устала, и все тут! А ты не слушаешь меня, совсем не слушаешь! Ты всегда был таким, и вот я опять… Нет, уходи!

Всхлипывая, она поднялась на ноги и побрела через мелкие пологи листвы прочь, подбирая то с одного, то с другого боку подол светло-синего платья. Уильям хотел теперь броситься за ней, догнать ее, утешить, но только стиснул зубы и наблюдал за тем, как тускнел, удаляясь от него, синий цвет – превращался в коричневый.

ВООБРАЖЕНИЕ

V

– Мама, а где Создатели? Наверху, внизу или сбоку от нас? – с благонамеренным любопытством спросил Саймон. – Учитель говорил, что Создатели смотрят за нами сверху. Но ведь твоих папу и маму сбросили вниз, разве не так? Как же они их подхватили? Нельзя ведь быть в двух местах одновременно!

Миссис Спарклз засмеялась и погладила сына по рыжей голове.

– Создатели, мой милый, – везде. Нам, пассажирам, не понять, как это возможно, но нет и нужды это понимать. Они всемогущи, всесильны! Подумай, ведь те, у кого хватило мочи перебороть этот ужасный Океан и поднять в воздух целый Корабль, у кого хватает терпения, чтобы веками направлять нас к Цели, у кого хватит милосердия для таких бездельников, как мой помощник Уильям, наверняка способны и на такой пустяк, как вездесущность.

Саймон быстро закивал и заулыбался. Он привык во всем слушаться матери, хотя порой у него и не укладывалось в голове все то, что она говорила. Как раз в то самое мгновение он изо всех сил пытался представить себе фигуры из папье-маше, встречавшие его каждый будний день в главной аудитории, в виде неба, облаков и солнечных лучей, которые и были всем тем, что окружало Корабль. И у него получались не то разноцветные растекшиеся пятна, свисающие с крыш и карнизов домов и норовящие лизнуть шляпу невнимательного прохожего, не то сплошная бурая каша, до горечи во рту похожая на его завтраки. Вязкая масса расползалась по палубам, плещась и бурля, и наводняла дома. Пассажиры барахтались в ней, как мухи, и, чтобы не утонуть, им приходилось съедать ее сразу же, как только она добиралась до горла. Они глотали ее не жуя, давились, глотали еще, раздувались и раздувались, словно мешки, забитые под завязку, а потом…

– Саймон! – строго одернула его миссис Спарклз. – Сынок, ты помнишь, что учитель говорил о праздных размышлениях?

Мальчик поспешно закрыл рот и помотал головой, показывая, что он тут совершенно ни при чем. Мама все-таки потрепала его по затылку – легонько, в назидание – и пошла переодеваться. Саймон остался за столом на кухне, не потому, что еще не покончил с кофе и тарталетками, а чтобы поглазеть в окно, на утопающую в юных лучах мостовую – где только что едва не пострадала от тягучего голубого пятна старая шляпа почтенного господина МакКоя.

Члены семьи Спарклз жили в апартаменте из пяти комнат с балконом и благоустроенной купальной. В комнатах были постланы дорогие мягкие ковры, на окнах и вместо дверей висели портьеры из тафты, а стены были покрыты сувенирами и картинами, изображающими остров, небеса и Создателей. Фелиция Спарклз, как и многие другие собственники, коллекционировала фигурки творцов. Она выставляла их в комнате, которую могли бы отвести второму ребенку, и там же устроила большой цветник. Миссис Спарклз ужасно гордилась своим цветником и много рассказывала о нем гостям, забредшим в эту комнату. Из другой комнаты, где стояла двуспальная кровать под красным балдахином, она сделала огромную примерочную – вопреки жалким протестам Альберта. Гости (а особенно часто – гостьи) заходили и туда, Фелиция с присущей хорошему собственнику заразительной увлеченностью демонстрировала им всякие экземпляры корсетов, корсажей и платьев и как бы ненароком упоминала, что точно такие же имеются в ее магазине «Спарклин Стайл». Саймон в это время прятался в своей комнате, отделенной от спальни просторной гостиной и двумя портьерами с вышитыми цветками нарцисса. Женщины восторгались так шумно, что портьеры ходили волнами, – или, может быть, это получалось от праздных размышлений?..

Миссис Спарклз скоро вынырнула из спальни-примерочной и занялась прической Саймона. Мальчику разрешали носить длинные волосы, миссис Спарклз совсем не считала их заслуживающими порицания. Напротив, она показывала сына гостям среди всего примечательного в доме, гордясь его на диво очаровательной внешностью, его разноцветными глазками, его хрупкими, как у куклы, белыми членами – и особо подчеркивая редкость таких волос! Она холила и нежила их при каждом удобном случае. Вот и теперь долго играла в темно-рыжих прядях шикарным гребнем, приговаривая ласковые слова; а когда наконец привела их в лучший вид, то подала Саймону его белую кепку и пиджак. Сама она облачилась в вишневое платье, украшенное на плечах воланом, – одежду для выхода в Кораблеатр.