Америго - [53]

– Почему ты мне это говоришь? – поразился Уильям.

– Потому что ты меня слышишь!

Уильям долго смотрел на Океан треплющихся колосьев; потом у него заслезились глаза и стало казаться, что побеги злобно ощетиниваются, тучи наверху еще безнадежнее темнеют и разбухают, а жалкое светило уплывает все глубже к горизонту. Он закрыл ладонями лицо, но Элли оторвала их и сжала так крепко, что его глаза перестали мокнуть и округлились.

– Смотри, смотри, как очаровательно! Разве я не права?

– Элли… Что с тобой?

– Ты должен увидеть!

Уильям сглотнул и снова обратил взгляд к горизонту, – она держала его за запястья.

Вдруг она запела – чистым, как самый ветер, голосом. Уильям не мог разобрать в этом пении ни слова; казалось, она выдыхала из себя все лучшие птичьи голоса, услышанные им на берегу и в глубине Леса, – и в то же время это было пение человека, неизвестный человеческий язык, осмысленный и членораздельный: она, верно, хотела что-то сказать ему, но не могла или не умела преобразить эти мысли в понятные ему слова. В воздухе по-прежнему витал аромат цветов – но теперь к нему прибавились другие запахи, множество других запахов; когда их набралось слишком много, они поплыли над злаковым полем цветными аморфными пятнами, а затем слились с голосом Элли и превратились в едва уловимые отзвуки ее прекрасного пения.

Когда песня закончилась, лучи собрались и ударили посреди поля; на желтом просторе вспыхнул яркий, режущий глаза столб пламени, и это потрясло его еще сильнее. Он часто заморгал, пытаясь смыть безумное видение, но тщетно. Волны беспокойно поднялись; колосья начали свертываться, как бумага – и стебли стали уходить под землю, а тучи растаяли в прах и осыпались на пустеющую равнину. Скоро перед глазами не было уже ничего, кроме слабого, мутного свечения, наводнившего пустоту подобно туману, и юноша испугался, что они сейчас тоже провалятся в этот туман и погибнут. Пальцы впились в оголенные колени Элли. Она отпустила его руки, и они обвили ее, а сам Уильям ударился в слезы.

– В Лес, в Лес, в Лес! Зачем нам здесь… зачем?

– Ты видишь то же, что и я? – холодно спросила девушка. – Отвечай!

Она оттолкнула его, потом схватила за горло, и он начал захлебываться.

– Не вижу ничего… – без сил прохрипел он и в самом деле ослеп.

Потом был опрокинут навзничь и совсем перестал чувствовать.

– Мы в Лесу, – послышался ласковый голос Элли.

В ноздри проник мягкий запах листвы, и он решился открыть глаза. Над ним нависали ветви черной ольхи, а по воздуху струился ясный, теплый золотистый свет; слезы уже высохли.

– В Лесу! – повторила она и робко погладила его руку. – Ты сумеешь простить меня?

– Что?

– Прости меня! – Она сама была готова заплакать.

– Что это было за место? – воскликнул смятенный Уильям, не обращая никакого внимания на ее просьбу. – Расскажи мне! И не говори, что это какой-нибудь сон, как от тех семян! Невозможно! Я все видел! Все живо…

– Ты помнишь Утренний Блеск? – Она хлюпнула носом, но тут же улыбнулась и прошлась другой рукой по его влажным волосам. Уильям с неожиданной для себя самого грубостью сбросил ее руку. Она продолжала виновато улыбаться. Уильям сел и ощупал землю вокруг, чтобы убедиться, что ему ничто не угрожает.

– Отвечай теперь ты – куда привела? Что задумала? Говори прямо! – рычал он, точно как отец.

– Это то место, где нас нет, – кротко ответила Элли. – И мы не можем туда попасть.

И она так внезапно вновь погрустнела, что Уильям невольно обмяк.

– Почему? – спросил он, решив, что она расстроена именно этим.

– Мы не можем туда попасть, – ответила Элли, – потому что они больше всего-всего хотят, чтобы мы оказались там. А там ничего нет, Уильям! Мы пропадем там, и умрем, и тогда долго-долго не увидимся. Может, никогда. Я не знаю. Но я уверена, что если мы опять встретимся, нам будет уже совсем не интересно.

– Разве можно знать наперед? – изумленно вымолвил Уильям, когда к нему вернулся дар речи. – Учителю верить нельзя, но ведь мы сами ничего не…

– Ничего не изменится, – тяжело вздохнула девушка с большими изумрудными глазами. – Вот и будет нам – совсем не интересно. Это точно!.. Но ты же не пойдешь туда, нет?

– Я и не думал! – обиделся упрямый юноша. – Вообще – откуда этот кошмар мог взяться в нашем Лесу? Зачем он… и огонь! Если б не ты, я бы и не нашел его.

Элли совсем загрустила и уронила свою каштановую голову ему на плечо.

– Ах, Уильям… – проговорила она сквозь по-настоящему выступившие слезы. – Нет уже колокольчиков, а ты все такой же непонятливый…

Когда она подняла на него глаза, те были совершенно сухие – хотя она плакала. И блеклые. Она с мольбой глядела на него снизу вверх.

– Ты должен пообещать мне кое-что, – просила она, едва не прижимаясь к его подбородку.

– Обещать… тебе тоже? – отозвался Уильям, напрягая отравленную память.

– Там, внизу – земля, – сказала Элли. – Я ужасно устала от небес!

– Что ты говоришь? – поразился Уильям. – Земля? Но ты же… А небеса? Небеса ведь могут быть еще прекрасней, чем нам казалось! Если ты боишься взрослых, то я откажусь от них, и мы будем жить в Лесу.

– Небеса прекрасны, и я знаю это! – пролепетала девушка. – Но я устала! Здесь ничего не меняется! И Лес… как он мне надоел! Признай, ты не останешься со мной, такого никогда не случалось! И не случится, пока мы здесь.