Америго - [55]

Между Аглицией, Тьютонией и другими палубами беспрепятственно путешествовали рабочие-носильщики, смены, которые требовались для срочных работ, авторы из газеты и вообще все, кому этого зачем-нибудь хотелось. Чтобы добраться до Фривиллии, где находился Кораблеатр, нужно было сперва перейти на Северную часть Аглиции, затем, не доходя до маленькой площади, свернуть с 5-й Северной улицы в переулок, ведущий к сплошной ограде, а точнее, к тому месту, где в ограде были сделаны изящные воротца. Прямо за воротами лежала 3-я Южная улица Фривиллии – перпендикулярно улицам Севера Аглиции. Теперь до центральной площади можно было дойти неспешным шагом за несколько минут, никуда не сворачивая с 3-й Южной. Этим обстоятельством пользовался Кораблеатр: улица заурядных лавок и прочих собственнических заведений вся была покрыта цветными афишами, отчего казалось, что Кораблеатр начинается уже здесь. Афиши, везде афиши – ими не были облеплены разве что фонари-леденцы (по причине своей худобы, естественно), а вот над стеклами витрин, повыше – между окнами кабинетов, кое-где даже вместо окон красовались большие разноцветные плакаты, и люди постоянно оборачивались посмотреть на них: с интересом, с завистью или по привычке.

С афиш глядело нарисованное оранжевыми и красными красками круглое лицо – со странной улыбкой во всю ширь, встопорщенными кудрявыми волосами и именем, выведенным над макушкой большими, нелепо, беспорядочно искривленными красными буквами: «ЮДЖИН ХОВАРД». А под круглым лицом уже ровнее, почти без искривлений: «КОМЕДИАНТ, КОТОРОМУ НУЖНА ПУБЛИКА!» И под этими словами виднелась еще более крупная и заметная надпись (хотя она была сделана совсем ровным и острым, как в газете, шрифтом): «РАЗМЫШЛЕНИЕ В НЕИСЧЕРПАЕМЫХ ОБЪЕМАХ – КОРИАНДР, КЛУБНИКА, БЕРГАМОТ. АРОМАТ НЕДЕЛИ – МИНДАЛЬ!» И еще ниже были надписи, правда, неожиданно мелкие – что-то про «ответственность, ограничиваемую поправкой»… Саймон не успевал рассмотреть.

Они с матерью приближались к площади, и афиши множились все стремительнее; к плакатам с Юджинами добавились изображения других лиц, женских и мужских, задумчивых, страдальческих, возбужденных, нарочито злобных или счастливых, и у каждого был яркий фон, в котором угадывался берег самого острова, и под каждым была надпись такими же нелепыми буквами: «ПРЕДСТАВЛЕНИЕ», и немного ниже: «ВЫСОКИЙ АБСУРД», и еще ниже, конечно, упоминалось об обильном снабжении зрителей размышлением.

Сам Кораблеатр стоял прямо посередине большой площади, к Ратуше вплотную. Уже его форма разительно отличалась от прочих построек и очень явно намекала на праздность: он был круглым, похожим на котелок, зданием без окон, совершенно безумно раскрашенным разными цветами – как если бы Создатели взяли какие-то зеленые запятые, голубые зигзаги, лиловые кляксы, бирюзовые капли, желтые завитки, оранжевые лепестки и красные спирали, перемешали их в малярном ведре и выплеснули эту смесь на стену заведения. Внизу котелка было несколько широких двустворчатых дверей, а над ними блистали освещенные электричеством огромные голубые буквы:

«КОРАБЛЕАТР – ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО, ГОРДОСТЬ КОРАБЛЯ».

Странное слово «искусство» чаще всего употреблялось именно в Кораблеатре, и Саймон не очень понимал, что оно означает. Искусственным обычно называли то, что можно было увидеть по-настоящему только на острове Америго, а Саймон не мог взять в толк, почему ненастоящими считаются вещи, о которых говорят люди, которые можно тронуть руками или по меньшей мере увидеть на рисунке. Он сказал об этом маме, но она только улыбнулась в ответ и попросила его вести себя в зале Кораблеатра так, как полагается ученику, способному оправдать доверие учителя и его благосклонность.

Зрительный зал Кораблеатра напоминал колоссальную гостиную с россыпью блестящих люстр – на потолке, многими рядами столиков и стульев с приглядной отделкой – внизу, картинами – на круглой стене, внутри однотонно красной, и сувенирами – в полукруглых нишах этой стены. С любого места была целиком видна сцена, выделенная пилястрами; пока миссис Спарклз говорила со служителем зала, наряженным в полосатый зеленый фрак, и отсчитывала купюры, широкий оранжевый занавес медленно расходился, обнаруживая невысокий помост и… второй оранжевый занавес. В зале стоял непрерывный гул: занятые столики давно заполнились яствами и склянками, и гости Кораблеатра вели оживленные беседы.

Миссис Спарклз не слишком любила размышление – оно внушало ей праздную слабость, грозящую перейти в праздномыслие, – поэтому заказала чай с пряностями для себя и свежий апельсиновый сок для сына. Устроившись за столиком, она стала жадно высматривать в зале знакомые лица. Пока не началось представление, многие гости отходили от своих столов и обменивались приветствиями и положительными мнениями; так и за спиной Фелиции скоро очутился коротенький мужчина с гладкими скругленными волосами, похожими на парик для парада, и холеной квадратной бородой. Он вежливо наклонился к миссис Спарклз; она же, уловив знакомый парфюм, обернулась и даже покраснела от удовольствия.