Алтай 2009-01 - [46]

— А если нет никаких законов, — сказал Яковлев. — Старые отменили, новых не приняли.

— Есть один закон, который не имеет права нарушать никто, — Государь откинул голову и посмотрел в глаза Яковлеву. — Это человеческая мораль. Ни один закон не может противоречить ей.

— У революции свои правила, — сказал Яковлев. — Она заменила человеческую мораль на революционную.

— Но революционеры тоже люди. — Николай в недоумении смотрел на комиссара.

— С точки зрения революции морально все, что помогает ее победе.

— И убийство генерала Духонина тоже?

— Я не знаю, — пожал плечами Яковлев. — Может, это издержки. Но кто и когда определит, что такое необходимость, а что такое издержки революции?

Николая до сих пор не покидало ощущение, что революции можно было избежать. Но кто организовал ее? Ведь каждому ясно, что беспорядки такого масштаба сами по себе не возникают.

Государь посмотрел на Яковлева, на скачущих по обе стороны повозки вооруженных всадников, пытаясь увидеть в их лицах что-то особенное, присущее только революционерам, но ничего необычного в них не было. Яковлев вообще казался человеком из достойного общества. Прекрасно одет, гладко выбрит, пахнет хорошим одеколоном. Чего не хватало ему в прежней жизни? Ради чего он стал революционером?

Из-за спины, со стороны Иртыша выкатился огромный красный диск солнца, окрашивая крупы лошадей в багровые тона. Шинель солдата, сидевшего на облучке вместо кучера, тоже потемнела, словно напитавшаяся вишневым соком. Государь опустил глаза и уткнулся взглядом в начищенные до блеска щегольские туфли Яковлева. Комиссар советского правительства выглядел в этой кавалькаде совершенно случайным человеком. Как оказался он здесь, что связывает его с революционерами? Этот вопрос возникал сам собой, но ответа на него не было. Государь натянул на колени свою шинель и отвернулся.

Солнце поднялось еще на вершок, изменяя цвета окружающего пространства. Висевшая на сухой прошлогодней траве изморозь вспыхнула, переливаясь серебряным светом, от земли потянуло весенним запахом. Дорога вышла к берегу Тобола, блестевшего широкими заберегами, в некоторых местах вода бежала уже поверх льда. Из-за поворота реки неожиданно вылетел, тянувший над самым льдом табунок уток, но, увидев кавалькаду, испуганно взмыл вверх и тут же растаял в утреннем небе.

Всадники, скакавшие по обе стороны повозки, вдруг начали оглядываться, приподнимаясь на стременах. Один из них, держа поводья в левой руке, правой взялся за шейку приклада винтовки. Николай слегка наклонился, чтобы увидеть обочину дороги. Там остановились две телеги. Около одной стояли мужик с бабой, у другой — мужик и два мальчишки. Когда повозка поравнялась с телегами, мужики и мальчишки сорвали с голов шапки и низко поклонились, с любопытством глядя исподлобья на Государя. Баба, поклонившись, несколько раз перекрестилась. Из повозки, в которой ехал Матвеев, раздался грубый мат. Матвеев, перевесившись через короб и размахивая кулаками, материл крестьян за то, что кланялись Государю. Слушая его, Николай впервые почувствовал себя арестантом.

8

После отречения от престола, когда начальник Генерального штаба Алексеев отдал приказ арестовать ею, такого чувства не было. Возникли недоумение и обида, но арестантом Николай себя не ощущал. Он находился в своем вагоне литерного поезда, его охраняли офицеры, в душе все еще относившиеся к нему, как к Императору России. С солдатским хамством он столкнулся в Царском Селе после того, как судьба всей семьи оказалась в руках Керенского. Но и тогда не возникало чувства, что ты являешься арестантом. Тот арест больше походил на домашний. Да и тобольскую ссылку по большому счету нельзя было назвать арестантской. Евгений Степанович Кобылинский делал все, чтобы облегчить жизнь своих подопечных. Даже в церковь на праздничную литургию разрешил ходить всей семьей. А сейчас такое чувство возникло. Николай понял, что его жизнь, а также Аликс и Марии, едущих в кибитке впереди него, зависит теперь только от Яковлева. Куда он везет их, и что задумали большевики? Этот щеголь, вне всякого сомнения, знает гораздо больше, чем говорит. Хотя и кажется иногда очень искренним.

Государь снова посмотрел на Яковлева. Тот выглядел безучастным ко всему, но это было обманчивое впечатление. Яковлева возмутила выходка Матвеева не меньше, чем Государя. На первой же остановке он решил серьезно поговорить с ним. Не для того, чтобы перевоспитать, ни в какое воспитание он не верил. Матвееву нельзя было давать зарываться. Почувствовав волю, он может стать неуправляемым. А это приведет к неминуемому конфликту. Когда каждый имеет при себе оружие, стрельба неизбежна.

Солнце, между тем, начало пригревать землю, подмерзшая за ночь дорога стала превращаться в жидкую грязь, летевшую из-под копыт лошадей прямо в повозку.

— Не укрыться ли нам плащами, Ваше Величество? — спросил Яковлев, показав глазами на черную ошметку грязи, прилипшую к шинели царя.

Яковлев привстал, достал из-под сиденья плащ, принесенный Чемодуровым, и протянул его Николаю. Затем достал свой, накинул его на плечи, плотно прикрыл колени и ноги. Государь не стал надевать плащ, он сел на него и прикрыл им только полы шинели.