Алов и Наумов - [24]

Несмотря на то что картина пошла в прокат с вырванными цензурой «клоками живой плоти», она имела счастливую зрительскую судьбу. Очереди за билетами выстраивались километровые, были введены дополнительные сеансы. По опросу зрителей «Бег» был признан лучшей картиной 1970 года.

И последнее, что-то вроде post scriptum'а: тогдашние цензоры были не так уж и неправы, ставя нам в вину сочувствие к соотечественникам, которые полвека назад не по своей воле покинули Отечество. Когда в 1971 году на МКФ в Каннах состоялась мировая премьера «Бега», зал наряду с выдающимися кинематографистами был заполнен русскими эмигрантами и их взрослыми, выросшими уже в Париже детьми. Все они стоя, со слезами на глазах, рукоплескали фильму и, само собой разумеется, Булгакову: впервые из-за «железного занавеса», с утраченной ими родины, до них донеслись слова обыкновенного человеческого сочувствия.

«Луна ушла из пятого дома…»

Успех окрылил нас с Аловым, и мы замахнулись на большее, мечтали о «Мастере и Маргарите». Полное парижское издание романа нам дала прочитать Елена Сергеевна. Думая о будущем фильме, я сделал к нему огромное количество рисунков-набросков, больше тысячи. Но время безвозвратно ушло, закручивались гайки в литературе, искусстве, и Булгаков снова стал персоной нон-грата. В 1981 году мы с Аловым набрали курс во ВГИКе и поставили со своими студентами на маленькой площадке «Мастера». Работать было очень интересно. Будущий режиссер Пендраковский играл Коровьева, Лена Цыплакова — Маргариту. Получился замечательный камерный спектакль.

Мы уже сняли «Легенду о Тиле», «Тегеран-43», а «Мастер» все не отпускал. Жил я в доме номер пять, и вот однажды ночью мне приснился сон. В квартире стоит Елена Сергеевна Булгакова и говорит мне: «Михаил Афанасьевич просил передать, чтобы вы „Мастера и Маргариту“ не трогали». И пошла к выходу, я вскочил вслед, по дороге за что-то зацепился и ударился коленом о тумбочку. Выскакиваю в коридор, Елена Сергеевна уже в лифте. Нажимая кнопку, добавляет: «И вообще пусть никто не трогает».

Утром просыпаюсь, думаю, что за странный сон? Смотрю на колено, а там огромный синяк. В общем, мы с Сашей эту идею отложили, и, как потом оказалось, все режиссеры, которые подступались к этому произведению, по разным причинам не сняли фильм. А мечтали о «Мастере и Маргарите» многие: и Климов, и Рязанов, и Гайдай, и Таланкин, и Полока… Наверняка еще кто-нибудь. Я сейчас говорю о художественном кино. Формат сериала вообще не годится для этого романа по той простой причине, что пластические образы «Мастера и Маргариты» невозможно втиснуть в телевизионный экран. Представьте себе Джоконду на конфетном фантике. «Мастер и Маргарита» — это для кино. У телевидения совершенно другой масштаб, другая соразмерность человека и экрана. Например, бал у Сатаны должен быть вселенским зрелищем. Самый смысл и суть романа не только в характерах персонажей, в драматургическом нерве, но и в потрясающих пластических образах, в живой и поразительно кинематографической ткани произведения. Впрочем, это мое мнение. Возможно, я ошибаюсь. Несмотря на массу легенд, в том числе мистически окрашенных, вокруг «Мастера и Маргариты», я не считаю, что роман неприкасаем. Мне до сих пор жаль, что не получилось его экранизировать. Не судьба…

«Мастер» никогда не давал забыть о себе, нет-нет, да и напомнит. Уже после смерти Алова, в годы перестройки, случилась еще одна мистическая история, совсем из другой оперы. В Союзе кинематографистов проводили выставку-аукцион картин художников кино, рисующих режиссеров, актеров. Мне предложили дать несколько рисунков, в том числе мой самый любимый набросок тушью Пилата. Я его сделал в течение двадцати секунд, не отрывая пера от бумаги. Я сказал, что не дам: рисунок могли купить, а мне не хотелось с ним расставаться. Устроители настаивали, и я согласился, назначив баснословную цену. Выставка открылась, прошел аукцион. Я там не был, вдруг звонок из Союза: «Продали „Пилата“!» Я потрясен: деньги огромные. Выясняю, как это произошло. На сцену Белого зала выносили картины прекрасных художников и режиссеров, большие, писанные маслом, в шикарных рамах. Рядом с ними мой листочек выглядел смехотворно. И зал в самом деле рассмеялся, когда его вынесли и огласили цену.

^{Владимир Наумович Наумов}

И вдруг встает человек, высокий, худой, с впалыми щеками, в сером свитере, идет по проходу, поднимается на сцену, платит деньги, забирает из рук аукциониста «Пилата» и… уходит. Я сразу понял, что это кто-то из компании Воланда. Конечно, не сам Воланд, он бы не унизился до такого шага, скорее посыльный, какой-нибудь неизвестный заместитель Коровьева.

После этого случая я нарисовал не меньше ста «Пилатов». Но так и не смог повторить тот рисунок: ничего не получалось. Он мне очень нравился, тот проданный «Пилат». Он был как бы мой приятель… Я уверен, что теперь он в коллекции Воланда.

^{В. Наумов «Групповой портрет Объединения писателей и киноработников». 1981 год. Подарок А. Алову на день рождения}

^{В. Наумов. Сергей Параджанов. 1991 год}

^{В. Наумов. Эскиз к «Легенде о Тиле». Акварель. 1977 год}