Алов и Наумов - [23]

Готовый фильм подвергся цензуре и преследованию. Количество замечаний, сделанных разными разрешительно-запретительными инстанциями, подбиралось к сотне. Одни были мелкими и несущественными, другие принципиальными и для нас неприемлемыми. Над картиной нависла мрачная перспектива «полки». Нас с Аловым обвиняли в том, что генерал Чарнота, мастерски сыгранный Михаилом Ульяновым, вызывает симпатию, что мы сочувствуем белогвардейцам. Эти обвинения едва ли не текстуально повторяли негативную оценку пьесы Сталиным. Второго февраля 1929 года вождь мирового пролетариата, отвечая на письмо драматурга Билль-Белоцерковского, высказался резко: «„Бег“ есть проявление попытки вызвать жалость, если не симпатию, к некоторым слоям антисоветской эмигрантщины, — стало быть, попытка оправдать или полуоправдать белогвардейское дело. „Бег“, в том виде, в каком он есть, представляет антисоветское явление». По странному (или опять-таки мистическому?!) совпадению имя-отчество Билль-Белоцерковского точно совпадает с моим, нечасто встречающимся — Владимир Наумович. Было чувство, что «перст указующий» отца народов ткнул в меня прямиком из 1929 года.

^{Алов, Наумов и съемочная группа на борту корабля во время съемок «Бега».}

Нам в категорической форме было предложено изменить финал картины. В нашем варианте генерал Хлудов возвращался в РСФСР. Цензоры же потребовали оставить генерала в Константинополе. Здесь нужна маленькая историческая справка. Дело в том, что прообразом Хлудова был выдающийся военачальник, генерал-лейтенант Яков Александрович Слащёв, бравший Крым и по приказу барона Врангеля получивший право именоваться Слащёв-Крымский. Когда в 1921 году большевики объявили амнистию, генерал Слащёв, находившийся в эмиграции в Константинополе, попросил позволения вернуться в РСФСР. Ему разрешили, Дзержинский даже прислал за ним в Севастополь личный вагон. Так вот, Булгаков, многократно перерабатывавший пьесу в надежде увидеть ее на сцене МХАТа, написал два финала — возвращение Хлудова и его самоубийство в Константинополе. Сам Михаил Афанасьевич отдавал предпочтение второму. Елене Сергеевне больше нравился первый. Она вспоминала, как убеждала Михаила Афанасьевича отказаться от самоубийства Хлудова, что не соответствовало исторической правде. Слащёв был убит в Москве в 1929 году родственником одной из многочисленных его жертв. В определенном смысле тень Крапилина его погубила. Зная от Елены Сергеевны эту предысторию и твердую позицию Булгакова, мы с Аловым после долгих колебаний и споров решили уступить цензорам и принять финал, которому отдавал предпочтение и сам писатель, только, конечно, без самоубийства Хлудова.

^{Людмила Савельева, Владимир Наумов, Александр Алов на премьере «Бега», МКФ в Каннах, 1971 год}

Были и другие замечания, некоторые на первый взгляд вроде бы пустячные, но по сути нелепые и даже дикие. Например, из последней горькой тирады Чарноты, бывшего генерал-майора, бывшего степного помещика, «славного рубаки», а ныне люмпена: «Кто я теперь? Я — Вечный жид отныне! Я — Агасфер. Летучий я голландец! Я — черт собачий!» — потребовали вымарать слова «Вечный жид», непонятно, а впрочем, понятно чем не угодившие.

Наконец, что-то отстояв, чем-то пожертвовав, мы стали готовиться к премьере. На кинотеатре «Россия» уже повесили огромный плакат к фильму, и вдруг в одну секунду его убрали. В это время мы с Ульяновым были в Чехословакии. Должны были вернуться к премьере. И тут узнаю, что премьеры не будет. Мы в аэропорт! На Москву нет билетов! Нас сажают на какой-то спецрейс, в самолете часть салона отгорожена. Вдруг (любимое словечко Достоевского!) оттуда выходит человек и говорит: «Можно вас? — Ульянову и мне. — Вас просят зайти». Мы заходим и видим «ожившие портреты» — два человека, люди, с чьими лицами на плакатах ходят на демонстрации. Они говорят: «Давайте в домино сыграем? Забьём „козла“?» У меня как-то сразу в голове сработало: нужно играть! Я поставил условие, что мы играем на «американку» и пояснил им, что при нашем выигрыше они выполняют любое наше желание.

^{Александр Алов и Владимир Наумов с педагогами И. В. Склянским, И. Н. Ясуловичем, В. В. Васильевой и студентами своей мастерской после показа спектакля «Мастер и Маргарита». ВГИК, 1982 год}

Надо сказать, что игра в домино — это была правительственная игра. Перед нами сидели два аса, два крепких профессионала, мы же с Михаилом Александровичем имели поверхностные знания даже о правилах. И вот, непонятно каким образом, мы выигрываем две партии подряд! Третью проигрываем, начинаем четвертую, но самолет уже садится, мы сворачиваем игру. Они собираются выходить, на улице для них расстилают красную дорожку, встречают. Нас же отправляют на выход в хвост самолета. Я дергаю одного из «портретов» за рукав, говорю: «Позвольте, как быть с вашим проигрышем? Теперь вы должны желание». Мне дают номер телефона. На следующий день я звоню и объясняю ситуацию с фильмом, на что получаю ответ: «Хорошо, я разберусь!» И, представляете, через пару дней афиши фильма висели на прежнем месте. Вот и получается, что «Бег» мы выиграли в «козла».