Алиса Длинные Ноги - [18]
Корсет - очень дорогой, на выдумку денег не жалко, придумаю самый шикарный, у матушки Царицы подобного нет, с золотыми нитями, бриллиантовой каймой, серебряными застёжками, выкованными в мастерских слепых гномов.
Лиф - ОЙ! ротик, прости меня за ласковое слово, соболезнование тебе, ротик, приличная девушка не говорит о нижнем белье, только - думает, и в думах, обязательно проскакивают строки из назидательного чтения - так лисичка проскакивает между ног кобылы охотника. - Лиф набит пухом гориллы - модно, в ногу со временем, французские балерины и княгини мне в ножки упадут спелыми манго!
Не возгордилась ли я, не возношусь ли над людьми - плохо, неприлично, когда нескромность побеждает в драке скромность, душевные чувства - не танцовщицы на арене цирка в грязи!
Оделась, и не стыдно мне, в платье в горошек с белым воротничком - удивительная одежда институток, на князей действует сильнее перебродившего кваса.
Графиня Алисия прикрыла глаза, подняла руки-веерА (чтобы пальчики не коснулись голой кожи, тогда спадёт туман очарования, самообман огорчит едким перцем)!
- Голая под деревом на съедение дракона тебя оставили, девица?
В наше время красавиц жалели, а драконам и другим чудищам приносили в жертву простушек, побитых оспой и ревнивыми мужьями носорогами!
Личико замазывали заморской глиной белой - блудницы за морем лица белят, не узнаешь - больная ли кожа под слоем извести, старая ли дама - всё одно для ценителей с превосходными харизмами золотодобытчиков!
Девственность жертве восстанавливали - арбузную корку между ног пришивали - дракон в своём невежестве вековом не поймёт - где корка арбуза, а где девичья честь.
Вы же, девушка, длинноногая красавица, благородная - не из нашего Мира, напрасно, бочку смолы им на голову за растрату красоты - для дракона слишком жирно, обойдется, пусть в репу превратится, а мой ум помешается, если я позволю вас принести в жертву, как резиновую блудницу! - голос - назидательный, строгий, но без ноток укоризны - успокаивал графиню Алису Антоновну, доносился, словно из классной комнаты в Институте Благородных Девиц.
- Дуэнья? Классная дама? - графиня Алиса Антоновна открыла глаза, с восторженным удивлением двухмесячного щенка рассматривала женщину. - Умно говорите, а я уже в отчаянии дыхание сбила, не верила, что в этом Мире повстречаю классную даму - наставницу, остров среди моря лжи, порока, безнравственности!
- Не оскверняйте свой розовый глубокомысленный язычок, барыня, все богатства нашего края дешевле вашего целомудрия! - Женщина поклонилась с достоинством, показывала, что ниже по происхождению, но выше по знаниям - так китайский мудрец поклоняется черепахе. - Яблоко надкусишь - останется часть яблока, и следы зубов на обеих половинках - знак качества молодости.
Но, если оскорбить честь - натужно, или по незнанию, то надкусанная честь не восстановится, честь - не зомби!
С назидательными речами и пирожками с маком я направляюсь из города Зимбабве в город мудрецов и шаманов Луц - трудная дорога, подобна пути улитки из Санитарбурга в Мослу.
Пирожки предназначены для начальника стражи - воеводы - не скажу его имя, потому что оно - не благородное, а неинтересно вам неблагородное, уродливое - сужу по вашей баснословной красоте и длинным ногам, госпожа - простите, не знаю ваших фамильных имён, а мне надлежит вас называть по имени и фамильным приставкам, чтобы со слезами на глазах вы вспоминали меня при лучине, когда мы расстанемся после вашей свадьбы на Принце на Белом Коне!
Бросилась бы вам в ноги, раскалила бы угли и натерла мазями, но я не знахарка, я - интеллигентная женщина - не ведаю значение этого иномирного слова, но нравится оно мне, несёт магический заряд - даже волосы поднимаются пышным веером костра!
Странник залетел в наш Мир, из другого, возможно, Вашего Мира, вы нездешняя, слишком обворожительна - у нас достаточно красавиц, но ваша красота - полицмейстерская, хоть в три часа утра закончу раскладывать карты, глаза слипнутся, но ваша красота пробьется сквозь - сведенные судорогой - веки.
Странник много мудрствовал, ко мне подластивался, но я строгих правил - не поддерживаю близких отношений с мужчинами, которые тянут гласные, будто вурдалака за клык из норы вытягивают.
Много заклинаний слышала от странника - он жил по соседству, и голос его громовой пробивал глиняные стенки с рисунками знаменитого Мазини!
Одно из заклинаний - слово "интеллигенция", сильное слово, магически законченное, срывает слово со старушек чепцы и деревянные башмаки.
В моих устах оно потеряло силу - не колдунья я, хотя уроки ведьмовства посещала - обязательные в нашем Средигорье - да что там уроки, мечтаю о возвышенном - тоже не понимаю этого слова, но вижу в вас и интеллигентность и возвышенность присутствуют, бурлят пенными шариками в браге.
- Полноте, друг мой, дама, не усердствуйте, не напрягайте напрасно мозжечок - пригодится нам в дальних странствиях, чувствую ножками длинными обворожительными, что предстоит множество хлопот, прежде, чем я открою по всем вашим странам и континентам избы-читальни, кружки ликвидации безграмотности для женщин; свободная, раскрепощенная - в рамках моральных Законов царя Хаммурапи - женщина - основа политической, экономической и культурной зрелости любой страны; мы - золото, а в земле - фальшивое золото!
Производственная тема не умерла, она высвечивает человека у станка, в трудовых буднях с обязательным обращением к эстетическому наслаждению. И юмор, конечно…
Все равны: и питекантроп, и мальчик из джунглей Тургусии, и балерина. Роман о моральном становлении и возвышении человека.
— Кто? Слышите, обыватели в штопаной одежде, кто скажет мне гадость? – Девушка воин с кокардой «Моральный патруль» в волосах (волосы – чернее Чёрной дыры, длиннее Млечного пути) широко расставила циркульные ноги.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.