Алиса Длинные Ноги - [17]
Я скрестил лапки, взгляд мой перебегал с одной крестьянки на другую, шерстинки встали дыбом, с восторгом я смотрел на торжество плоти над смертью.
"Гениальное существо, кошка - не кошка, щенок - не щенок, каптенармус - не каптенармус! - восторгались, гладили меня, сюсюскали, сахарной свёклой угощали, простолюдинки, даже конфет и сахара тростникового у них нет, чёрту в жертву отнесли, козлу бородатому чёрному. - Погладь нас, потрогай, иначе один останешься среди мелочных высасывателей душ!" - упрашивают, мигом одежды скинули - мало одежд на честной девушке, трудолюбие ей одежда!
- Не трудолюбие, а - целомудрие и моральная устойчивость - лучшие наряды красавицы! Ой, извини, пушистик, лапочка... гм... ТУДА лапку непозволительно, возможно - дурно, хотя в Уставе Института об ЭТОМ не написано, это не нога - коленку поглаживай, у меня коленка - шоколад белый!
Продолжай, сказитель народный, умелец - о крестьянках, простолюдинках батрачках вещаешь, не люблю их, особенно с последнего часа, но правила приличия и устои нравственности обязывают - ДА! Да! Обожаю крестьянок, в ножки им брошусь, обучу грамоте, пусть превратятся в мраморные статуи Фемиды!
- Я почесывал, поглаживал нагих крестьянок - не волки они, не кусали меня! - пушистик, будто не слышал слов графини Алисы Антоновны, погрузился в Мир нравственных воспоминаний, когда деревья выше головы возносили кроны к Небесной Обезьяне Хануме! - Задумался во время поглаживания: матросом на кораблях ходил за Три моря, в корчме подносил фиолетовое крепкое гулякам и балеринам, шкуры сдирал с оборотней - сто профессий перепробовал, искал себя, даже пить начал горькую; не находил себя, а с крестьянками вознесся, возвеличился, почувствовал себя усами дикого кота!
Моё призвание - пока меня не переубедили, не посадили на трон - поглаживать красавиц с явными половыми признаками, а я - бесполый, Звезда на небосклоне!
- Вы - Принц с мохнатыми лапками бурлака? - графиня Алиса Антоновна задумалась, кусала веточку дубовую, чуть жёлудь не проглотила, будто сливу африканскую! - Где же ваш Конь Белый с чёрными антрацитовыми копытами по сто рублей за грамм?
Сомнения меня одолевают, не имею права кручиниться, потому что девушке скромной, целомудренной только спокойное дозволено, без золотых табакерок и нюхательного табака с мохнатыми зверушками.
Даже, если вы - Принц, и в кустах Белый Конь - как же вы на него заберетесь, карлик? - вы - не богатый Принц, оттого, что - постылый, изгнанник!
Я горда, признаюсь себе, что - чистосердечное сокровище, без намёков на хлебный мякиш в душе!
Полюблю Принца на Белом коне, юношу без моральных и физических недостатков, остроумного атлета, красавца, и, чтобы он поклонялся мне, как рыбке золотой!
Вам же роль Пушкина, пажескую роль отведу в своих покоях - умиляйте меня в часы грустных раздумий над судьбой героев из книжек: вы - половинка волосатой Луны!
- Баловство! Познание! Самолюбие! - зверушка поклонилось, прижало лапки к грудки - дивно, грациозно, - сю-сю-сю!
Затем - ураганом - сорвало с графини Алисы Антоновны платье, понюхало, страшно захохотало (с дуба упали три оглушенные сойки), с платьем девушки скрылось смоляной молнией среди густого - чёрт в нем ногу сломит - леса!
- Обман! Сам себя обманул! Меня чести душевной на время лишил, обольститель, лукавый под шубкой целомудренного зверька! - графиня Алиса Антоновна закусила губку, зарыдала бы, пересилила слёзы, убеждала себя, три раза вздохнула, возвратила душевное равновесие - так белки на качелях находят точку движения; захохотала - сначала натужно, искусственно, затем - с полнотой девичьих чувств, не усиливала звук хохота - потому что неприлично, когда девушка хохочет водопадом. - Потешно! Любознательно!
Оставил меня без наносной одежды - пришло платье и ушло без мучений, без слёз и узников совести!
Никто не назовёт меня обнаженной, потому что я облачена в пышные юбки целомудрия, благочестия и скромности - весталки Древнего Рима не поднимались до высот моих!
Но почему, под платьем нет кружевных трусиков беленьких, обязательных; девушка без трусиков уподобляется грубой белошвейке с очами-воротами!
Где изящные панталончики с рюшечками и ленточками - ласковые взгляды останавливаются на панталончиках!
Где корсет из китового уса и лиф, набитый пухом гагары - без корсета и без лифа я чувствую себя поэтессой на вечеринке ветеринаров!
АХ! Я запамятовала, что одежда моя - мои мысли, моя убежденность в силе нравственности, в Победе Добра над хамлом вонючим, ненавистным; зависимость от одежды!
Пошлые слова, гнусные, маковые зёрна между зубов мышки!
Итак, я облачаюсь в морально устойчивые одежды: трусики - ФУЙ! нельзя произносить интимное вслух, рыдания вызывают слова, румянец деревенский... трусики с рюшечками, с висюльками, с меховым потешным хвостиком, будто я - зайка! - графиня Алиса Антоновна провела руками по бедрам, словно трусики натягивала, даже на миг ощутила под пальчиками нежность атласа - так голодающий матрос Пармы почувствовал во рту вкус жареной свинины. - Панталончики - скромненькие, беленькие, с розовыми ленточками, с крючочками для колокольчиков, с подвязочками белыми, на иудейские веревочки похожи, но не веревочки, а ленточки деспотичные, гордые, как и я.
Производственная тема не умерла, она высвечивает человека у станка, в трудовых буднях с обязательным обращением к эстетическому наслаждению. И юмор, конечно…
Все равны: и питекантроп, и мальчик из джунглей Тургусии, и балерина. Роман о моральном становлении и возвышении человека.
Невинно, благородно - искупление несодеянного! Шедеврический роман!
— Кто? Слышите, обыватели в штопаной одежде, кто скажет мне гадость? – Девушка воин с кокардой «Моральный патруль» в волосах (волосы – чернее Чёрной дыры, длиннее Млечного пути) широко расставила циркульные ноги.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.