Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников - [49]

В главной комнате, где Мансур обычно принимал гостей и вершил свои черные делишки, было не так душно, как в спальне – окна комнаты выходили на огромный фонтан, высоко вверх выбрасывающий свои хрустальные ломкие струи, и потому с улицы тянуло влажной свежестью. Журчание воды действовало на Мансура успокаивающе, и он постепенно расслабился, лежа на подготовленном ему мягком ложе и вдыхая ночные ароматы. Мансур даже позволил себе улыбку, настолько ему стало хорошо. Глаза сами собой закрылись, губы сладко почмокали – Мансур приготовился спать, но не тут-то было. В окно впорхнул очередной голубь…

Мансур, потревоженный шорохом крыльев, раскрыл глаза и проследил за голубем, наматывающим круги под самым потолком. Птица, немного покружив по комнате, спикировала вниз, уселась прямо на чело Главного сборщика налогов и принялась ворковать, дергая при этом головой, будто кланяясь.

– Что, опять? – сил у Мансура уже не осталось, и он лишь лениво смахнул голубя со лба, перевернувшись набок, лицом к стене. Но голубь, счастливый тем, что вернулся домой, похоже, не собирался сдаваться. Он упорно продолжать штурмовать голову Мансура, требуя внимания к собственной персоне. – Да уйдешь ты от меня или нет, джинново отродье! – замахал на голубя руками Мансур. – Кыш! Пшел отсюда! Кому говорю? Отстань от меня!

Голубь отлетел в сторонку, удобно устроился на узком подоконнике и, нахохлившись, с осуждением в бусинках глаз уставился на своего хозяина; тот – на голубя. И тут начался самый настоящий ночной кошмар, с той лишь разницей, что все происходило наяву. Один за другим в окно начали влетать голуби, выписывать по комнате кренделя, неистово, словно от радости, гадя на все, включая несчастного Мансура, не успевавшего увертываться от птиц и лишь заслонявшегося от них руками. Вы же помните, что голуби, перед тем как отправиться восвояси, плотно поужинали, а полет был долгий, ну и – сами все понимаете.

В мгновение ока Мансур был сплошь покрыт птичьим пометом не хуже статуй и памятников, что стоят в парках и скверах годами. Крайне довольные собой птицы, воркуя и распушая хвосты, опускались ему на голову, плечи, важно прохаживались по рукам и ногам, не обращая ровным счетом никакого внимания на протесты хозяина комнаты.

– Уберите их! Уберите их от меня! – кричал уже порядком осипший Мансур. – Эй, кто-нибудь! Слу-уги, карау-ул!!!

Возникшая в распахнувшихся с грохотом дверях прислуга, быстро разобравшись в происходящем, накинулась на голубей с метлами, тряпками, палками и всем, что попадалось под руку. Птицы всполошились по-настоящему, заметавшись по комнате и гадя при этом с утроенным рвением. Вылететь на улицу им почему-то не приходило в голову. А через окно прибывали все новые и новые птицы…

Мансур, поскуливая, на карачках прополз меж снующих ног, выбрался из комнаты и в полном изнеможении растянулся посреди коридора, высунув меж полных губ кончик языка. Возле него по обе стороны возникли двое стражников, подхватили бесчувственное тело своего господина на руки и потащили в умывальню, где Мансура быстро, брезгливо воротя носы, раздели четыре наложницы, опустили в бадью с горячей водой и взялись отдраивать от птичьего помета. Мансур, разомлев то ли от горячей воды, то ли от нежных прикосновений женских рук, так и уснул в кадке. Как его обтирали насухо, одевали и переносили на новую постель, устроенную рядом с гаремом, он не помнил…

Махсум явился на прием к Главному сборщику налогов, когда солнце уже поднялось над верхушками пальм, росших под самыми окнами дворца. Войдя в комнату, куда их пригласил слуга, с поклоном указав рукой на дверь, Махсум в сопровождении своего телохранителя остановился у самого входа и в знак приветствия дернул подбородком. Ахмед, напротив, очень низко поклонился – страх перед влиятельными людьми в нем был неискореним, и, надо заметить, не без причины. Еще двое разбойников ввели в комнату трех рабов и замерли по обе стороны от них.

Сонный и злой, будто невыспавшийся хорек, Мансур восседал за дастарханом, лениво потягивая из пиалы зеленый чай. Гостям он из принципа не предлагал, лишь одним глазом мельком удостоил вошедших и отвернулся к окну, будто никого, кроме него в комнате не было. Кабинет, нужно сказать, слуги уже успели прибрать, начисто оттерев пол, стены, мебель и большую китайскую вазу, стоявшую в углу комнаты. Виновники ночного переполоха были все до единого пойманы и заключены в тесную клетку, стоявшую на окне, и теперь голуби, сидя друг у друга на головах, словно сельди в банке, недовольно лупили глаза на своего хозяина, явно не понимая, за что им вышла такая опала.

– Почему не кланяешься, как положено? – не поворачивая головы, спросил Мансур. Вопрос был явно адресован Махсуму, но тот и бровью не повел.

– С вашего позволения, оставим эти придворные глупости, – дерзко ответил ему Махсум, делая шаг вперед. – Мы с вами деловые люди, Мансур-ако, и поэтому давайте сразу перейдем к делу.

Мансур от такой наглости собрался было кликнуть стражу с острыми секирами – какой-то паршивый заносчивый юнец считает его ровней себе! – но сдержал свой гнев.