Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников - [47]

– Неужели ты настолько глуп? Умножить, это взять что-то несколько раз.

– Значит, нужно складывать! – ударил кулаком по коленке Шавкат. – Умножение еще какое-то выдумали.

– Складывай, – подумав, разрешил дух. – А я умножу, с твоего позволения? – и, не дождавшись ответа, продолжал вещать: – Получится одна тысяча четыреста шестьдесят один золотой. А теперь все это помножим на десять. Итого: четырнадцать тысяч шестьсот десять золотых за сорок лет безупречной службы.

– Это грабеж средь бела дня! – вскочил на ноги покрасневший от возмущения Шавкат.

– Кто бы говорил!

– Но это слишком большая сумма.

– Ты так считаешь? Тогда я сейчас вышвырну все ваше барахло из пещеры, и ты можешь лично охранять его.

– Не выкинешь!

– Выкину!

– Стойте! Давайте не будем горячиться, – Махсум уперся ладонью в желеобразную грудь Шавката, и тот разом сник. – Сколько было в каждом из мешков, которые пропали? – спросил он у разбойника.

– По три тысячи монет! Я сам упаковывал, и потому знаю.

– Значит, тебе, дух, причитается за работу почти пять мешков золота?

– Именно так.

– Округлим до пяти, и мы в расчете.

– Но, шеф! – возмутился было Шавкат, но Махсум прихлопнул ему рот ладонью.

– Так как, дух?

– Согласен, шеф, – в голосе духа Махсуму послышалась ирония, но он решил не связываться с ним, тем более, это было не только бессмысленно, но и могло оказаться крайне вредным для здоровья. – Это справедливо.

Три мешка в углу «золотого резерва» разбойников отделились от общей кучи и отодвинулись в сторонку. Лица у разбойников побледнели, а волосы (разумеется, у кого они наличествовали) встали дыбом, приподняв чалмы и тюбетейки.

– С оплатой твоих услуг мы разобрались. А теперь скажи нам, где еще два мешка, – стараясь сохранить хотя бы внешнее хладнокровие, вновь спросил Махсум.

– Слушай, ты, сопляк, – не на шутку разозлился дух, – разве я спрашиваю, куда ты деваешь свои деньги?

– Нет, но…

– В таком случае не суй свой нос и ты в мой кошелек!

Крыть было нечем, но Махсум не собирался сдаваться так легко и быстро.

– Меня вовсе не интересует, куда ты тратишь свои деньги. Я спрашиваю: кому ты их отдал, потому что сильно подозреваю, что этот человек стал здесь постоянным гостем и мешками таскает отсюда золото, а это, согласись, мягко говоря, не очень хорошо.

– Разве что-то пропало из ваших вещей?

Махсум перевел взгляд на стушевавшегося Шавката.

– Нет. Пока нет, – помявшись, ответил тот.

– Вот когда пропадет, тогда и будешь выступать, а пока оставь меня в покое, смертный. Я устал от пустой болтовни и беспочвенных претензий на некачественное исполнение мной моих служебных обязанностей. Я все сказал!

В пещере повисла гнетущая тишина. Лишь гудело пламя в стенных горелках, еле слышно журчала вода, сбегая по стенам в каменные чаши, да зеленые мухи, жужжа, кружили над свежими кучами конского навоза.

– Что он сказал? – переспросил Ахмед у Махсума. – Я не понял ни слова. Особенно в конце.

– Он сказал, что он хороший охранник и обсуждать с нами свои мешки не собирается.

– Мда… – почесал затылок Ахмед. – Но мы просто обязаны узнать, кто сюда повадился ходить!

– Вот ты и узнавай, – Махсум вернулся на трон, взял в руки табакерку и принялся вертеть ее в пальцах. – А мне и без того проблем хватает. Нужно ехать к этому фраеру с докладом, а что я ему скажу?

– Вы что-нибудь обязательно придумаете, шеф! – похоже, Ахмед даже не сомневался, что Махсуму в очередной раз удастся успешно выкрутиться.

– Ты так думаешь?

– Уверен! У вас ведь не голова, а…

– Да знаю, знаю, – отмахнулся от него Махсум, но в душе остался за себя очень горд. Кто ему раньше, в прошлой жизни мог сказать такое? Да вот в чем проблема: важно ли все это на самом-то деле?..

Глава 11. Кто виноват?

Не только у Али-бабы и разбойников эта ночь оказалась бессонной и крайне беспокойной. Главному сборщику налогов тоже почти не удалось сомкнуть глаз, и это, как вы понимаете, не прибавило ему хорошего настроения и не добавило доброжелательности. И без того пребывающий в отвратительном настроении Мансур из-за огромных непредвиденных трат на коней этому молодому наглецу и выскочке Махсуму, никак не находил себе места и все безуспешно пытался понять, где и в чем его провели, а тут еще и поспать толком не дали.

Стоило утомленному неприятными событиями дня Мансуру отправиться на покой, как прибыл первый голубь. Слуга, получивший четкие указания от своего хозяина, разбудить того, если придет сообщение – Мансур всей душой надеялся, что на этот раз оно уж точно будет крайне приятным, – так и сделал. Держа в руках трепыхающуюся птицу, слуга на цыпочках прошел в опочивальню Главного сборщика налогов и осторожно позвал:

– Господин, проснитесь. Господин!

– Что, что такое? – тут же вскочил с постели Мансур, хлопая сонными глазами. – Что тебе понадобилось от меня, презренный осел? Мне только-только удалось заснуть!

– Вы просили разбудить вас, если прибудет голубь с посланием, – низко склонился черный слуга, протягивая в вытянутых руках голубя Мансуру.

– Так чего же ты молчал, остолоп? Быстро давай его сюда! – Мансур спешно сполз с курпачей и выхватил из рук слуги голубя. Слуга, кланяясь, попятился назад и замер около самой двери, ожидая дальнейших приказаний.