Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников - [48]

Мансур, дрожащими от волнения пальцами отвязал от лапки голубя скрученную в трубочку бумажку, развернул ее и, напрягая глаза из-за царившего в комнате сумрака, прочел, шевеля губами:

«О достославный Мансур-ако, Величайший из великих сборщиков налогов, заступник обделенных и нуждающихся!..»

Начало Мансуру понравилось. Он растянул губы в самодовольной улыбке и сам себе кивнул.

«Спешим сообщить вам, что ваших коней, как и было условлено, мы получили, хотя и не без трудностей, за что огромное спасибо. С нижайшим поклоном, Черный Махсум».

Осталось совершенно непонятным, за что благодарили: за трудности или за коней, но это Мансура сейчас очень мало волновало.

Дважды перечтя содержимое записки, Мансур на всякий случай заглянул на обратную сторону и повертел бумажку в руках. Улыбка сползла с его лица, сменившись гримасой негодования.

– Да что себе позволяет этот проклятый щенок! Будить меня из-за каких-то там дрянных коней! Плевать мне на твои трудности, безмозглый ишак, шакалий выродок, верблюд безгорбый! Чтоб ты сдох вместе со своими конями! – бесновался Мансур, распинывая ногами подушки и брызгая слюной. Затем он изорвал на клочки бумажку и запустил ими в слугу. – Пошел вон!

– Слушаюсь, – еще ниже поклонился слуга и выскочил из комнаты, как ему и было приказано, вон, неслышно затворив за собой высокие тяжелый створки дверей.

Мансур вновь растянулся на курпачах, долго смотрел в потолок, не в силах успокоится, а потом забылся беспокойным сном, ворочаясь и бормоча что-то во сне. При этом ноги и руки его постоянно вздрагивали, а то и вовсе ходили ходуном, будто Мансур спасался от кого-то бегством.

Спустя час слуга вновь заглянул в комнату своего хозяина, неся очередного голубя. Сильные и далеко не беспочвенные сомнения одолевали слугу, но не доложить о прибывшей птице было еще страшнее.

– Господин? – очень тихо позвал слуга в надежде, что Мансур не расслышит, и тогда можно будет удалиться с чистой совестью и спокойной душой. – Господин, вы спите?

– Где? Кого? Что? – опять вскочил Мансур, пяля на слугу бестолковые, красные от недосыпа глаза.

– Еще один голубь, о сиятельный господин! – вновь протянул руки к своему господину слуга.

– Опять? – разозлился Мансур. – Давай сюда этого проклятого голубя и пшел отсюда!

– Слушаюсь! – слуга низко поклонился, сложив руки на груди, и спешно покинул опочивальню своего господина.

– Голубь, голубь… – Главный сборщик налогов, ворча, снял с лапки птицы очередное послание и развернул его. Чтобы прочесть убористые завитушки букв, пришлось поднести бумагу к масляной лампе, горевшей на деревянном столике рядом с постелью.

«О достойный владыка несметных богатств и наших душ! Извещаем тебя о том, что главарь наш Черный Махсум принял решение выехать на дело в сей ночной час и просит вас благословить его начинание, дабы было оно успешным и доходным. Писано в Час Свиньи Ахмедом, телохранителем Шефа у врат Тайной Пещеры».

Мансуру, чей мозг уже плохо в силу бессонной усталости воспринимал витиеватые фразы, пришлось прочесть записку несколько раз, чтобы понять, о чем в ней идет речь, а когда понял, то взъярился так, что взялся громить собственную спальню. Схватив за ножку стоявший рядом с постелью бронзовый подсвечник, он принялся неистово размахивать им, круша все, что подворачивалось ему под руки: от чайного столика, подаренного ему важным гостем из Китая, до дивных статуэток и дорогих расписных кувшинов.

– Свиньи? Я тебе покажу свинью, проклятый оборванец! В носилках я видал твои начинания, прыщавый идиот, хорек пучеглазый, чтоб тебя скривило, чтоб тебя шайтан побрал, шеф проклятый, вместе с твоим бестолковым телохранителем! Ах ты, черная сволочь, пес паршивый!..

Сбежавшаяся на нечаянный шум в опочивальне своего господина охрана и прислуга, жалась к стенам комнаты, не решаясь остановить или хотя бы воспрепятствовать разъяренному Мансуру. Никто из них не понимал причины подобного внезапного буйства, охватившего сиятельного вельможу, но теперь уж точно ни у кого из присутствующих не осталось сомнений: их господином овладел джинн безумия. А перечить разбушевавшемуся ненормальному, как известно, все равно что сражаться с бешеным львом голыми руками.

Но вскоре запал Мансура начал иссякать, а потом и вовсе сошел на нет. Запыхавшийся сборщик налогов выронил из рук погнутый подсвечник и, тяжело дыша, опустился на пол, озирая устроенный им самим же разгром в собственной комнате. Еще недавно богато обставленная спальня превратилась в пыльный барак, усыпанный осколками дорогой посуды, бесценных статуэток и обломками искусно сработанной резной мебели. Целого не осталось ничего, разве что серебряный поднос, который еще можно было выправить, да курпачи с подушками, до которых Мансур просто не успел добраться.

– Вай мэ! – схватился за голову Главный сборщик налогов, немного придя в себя. – Такие деньги! Такие… Ну, попадитесь вы мне, проклятые нечестивцы – придушу вот этими самыми руками! Уй-юй, мои кувшины, мои статуи!.. Чтоб ты сдох, Черная Собака со своим плешивым выродком Ахмедом! Что вы стоите, ослы? – набросился Мансур на прислугу, тяжело поднимаясь с пола и оскальзываясь на хрустящих под ногами осколках фарфора и мрамора. – Быстро уберите здесь все и постелите мне в главной комнате – я буду спать там. Вай мэ…