Алексей Федорович Лосев. Записи бесед - [106]

О мифе сейчас начинают пописывать, поговаривать. Надо усилить эту тенденцию. Надо отнестись к мифу интимно. Надо работать, работать и работать.

Товари-щи!

За работу!

Лосев произносит эти слова неожиданно плачевно, надувшись как обиженный ребенок.

7. 4. 1983. Во вторник 5. 4. 1983 я позвонил Азе Алибековне и предложил занести моего недавно вышедшего Петрарку. В тот вечер они гуляли в арбатском дворике, значит, всё относительно хорошо. А. А. пригласила меня на четверг, и сегодня я зашел к ним около 2. 30. А. Ф. сидел в кабинете и тепло меня приветствовал; я принес еще сборник «Утопии» Вики Чаликовой со статьей Ренаты о Шестове. Говорили (А. Ф.) о страхе Запада перед нами, о высылке (я) 47 человек из Франции, о новой книге Оливье Клемана. «Да разве есть там на

Западе теперь ищущие? Они только дрожат перед нами». А. Ф. спросил о Сахарове; потом о Солженицыне.

Весь их Арбат разрыт. Это объясняют водопроводом, но, как догадывается А. Ф., это подземные улицы. Говорили (я) о том, как судьба — зажатость между Европой и Азией — диктует нам, поверх нашей воли, неохватные задачи.

Лосевы подарили мне №№ 4, 8 и 12 «Студенческого меридиана» с диалогами, которые А. Ф. ведет с воображаемым студентом Чали- ковым — по-видимому, современным искаженным человеком. Наверное, в них содержится какое-то страшное проклятие, но всё так запутано, что мне понравилась только фраза о том, что как любовь тайна двух, так общество тайна трех и более[277]. Ирина Бенционовна Роднянская припомнила, что это из русской религиозной философии, кажется, из Булгакова, которым она занимается. Я прочел все три статьи на следующий день, и у меня было то впечатление грязи, от которого Андрею Лебедеву, как он говорит, приходится страдать несколько дней после чтения страницы Лосева.

А. Ф. поручил мне — к сожалению, я сам вызвался при первом намеке — изложить книгу итальянца Содано о «Письме к Анебону» Порфирия. О Порфирии я уже писал для А. Ф. в 1981.

12. 4. 1983. Я пошел к А. Ф. только прочитав итальянца, но не сделав реферат — не хватило времени, потому что 10 и 11 апреля было двое суток (и ночью) сплошной чистки Гумбольдта, из Тбилиси приехал Гурам Валерьянович Рамишвили. Я оправдывался перед А. Ф., что не знаю как подступиться к Содано, что было правда. Взявшись сгоряча по старой памяти за реферат, я скоро почувствовал обычную сухую горечь, как во все последние годы моих «изложений». Думать, что моё сырье опять прямо пойдет в книгу, было невыносимо. А. Ф. обиделся и рассердился, как всегда в подобных случаях (почему, кстати сказать, их и было-то очень мало). Он выслушал мое устное изложение, оно ему не очень понравилось, потому что противоречило его концепции: философский экстаз у Порфирия вместо, как А. Ф. считает, его растущей религиозности. Сказал, что диктовать ему не хочется, что скоро придут аспиранты для занятий. Всё спуталось,

я был смущен и согласился всё-таки изложить на листке то, о чем рассказывал устно. А. Ф. вышел. Всё вернулось на десять лет назад. С мучениями я написал грубое и небрежное нечто, с четвертого приступа, и прочел ему. Перед этим звонила маленькая Рената, и А. Ф. не понял, в чем дело, понял только, что суета. Как он этого не любит. Я поцеловался с ним на прощанье, не попрощался с Азой Алибековной и бежал.

6. 11. 1983. Сон. Я и Лосев стоим, как над надписью на земле, над словом Геркулес, и я говорю с восторгом: ведь это слово — фотография! и вижу, что он таинственно и благожелательно улыбается, словно услышав свою заветную мысль. Живому уму отвратительны все эти подсовываемые ему знаки, которые внутри пусты; ему нужен загадочный намек, задача, вопрос, тайна. Геракл — таинственная фотография, она близка к заглядыванию в темное от блеска лицо Бога.

21. 11. 1983. «Античность как тип культуры» в Доме ученых, вокруг А. Ф. Лосева. Князевская: выдающийся ученый нашей страны. Гулыга: он представляет (с яростью) целый спектр! научных дисциплин. Благородный пример: журнал в ГДР поместил рецензию на его книги.

Лосев: моя тема «Философия культуры и античность» сформулирована слишком широко, но это нарочито, чтобы указать круг работ. Мы не выносим оголтелого позитивизма. Указание на факты — скажем, какой-то физик любит поесть или попить — мало что дает. О культуре можно говорить что угодно, но условимся, что такое культурные факты. Мне хотелось бы начать с теории. Для культуры надо установить принцип деятельности, модель как закон для всего, структуру. Я хочу в этом плане говорить об античной: рабовладельческой культуре. Михаил Александрович Дынник писал предельно ясно: Платон хотел запутать мозги рабам. Но что такое раб? Об этом говорится очень мало (Ира: об этом мы все хорошо знаем). Опишем раба: он instrumentum vocale (Рената: единственный сторонник и настоящий теоретик марксизма), самодвижная, самодовлеющая вещь (Ира: так же он скажет о космосе). Рабовладелец тоже лишь момент человека и личности, у него нет опыта личности, есть лишь интеллект (я: обращение к аудитории?). Интеллект этот, конечно, очень богат, если сравнить с феодализмом, капитализмом, социализмом