Александра Коллонтай — дипломат и куртизанка - [19]

— У вас, Шура, активный характер, — сказала Мария Ивановна Страхова, когда Шура призналась своей первой учительнице, что не удовлетворена семейной жизнью. — Вам надо взяться за какое-нибудь полезное дело. Почему бы вам не пойти работать в Подвижной музей учебных пособий? Захватите с собой Зою. Заодно вы познакомитесь с интересными людьми.

В педагогических кругах в то время много говорили о том, что учиться по книге недостаточно. Необходимо использовать также стенные таблицы, гербарии, чучела животных, различные приборы. Мария Ивановна была одним из организаторов этого нового дела. Музей учебных пособий предназначался для воскресных школ, в которых учились рабочие. Фонд музея пополнялся самими учителями, а также за счёт пожертвований. Пособия выдавались, как книги из библиотеки. Помещение для музея выделил в своей знаменитой библиотеке Николай Александрович Рубакин, писатель и издатель популярных брошюр для просвещения крестьянства и рабочих. Музей вскоре стал культурным центром, куда охотно шла интеллигенция, желавшая служить делу просвещения русского народа. Кто только не работал в музее на общественных началах! Студент Графтио изготовлял физические приборы. Тот самый Графтио, которому Ленин поручит строительство первой советской гидроэлектростанции на реке Волхов. Надежда Константиновна Крупская участвовала в работе музея в качестве педагога.

Наиболее близка была Шуре Лёля Стасова, высокая и стройная девушка с выразительным умным лицом и красивыми волосами, очень решительная и уверенная в себе. Она была членом РСДРП со дня основания партии. После революции семнадцатого года Стасова станет личным секретарём Ленина.

Отец Лёли, Дмитрий Васильевич, был знаменитым адвокатом, председателем совета присяжных поверенных, а также музыкантом и меценатом, одним из основателей Русского музыкального общества и Петербургской консерватории.

Лёлин дядя, Владимир Васильевич Стасов, был крупнейшим музыкальным и художественным критиком. Это он научил русскую публику любить и понимать русских композиторов: Глинку, Мусоргского, Даргомыжского, Римского-Корсакова и других.

Знаменитый критик был большим либералом. Когда после смерти Александра Третьего ему, хранителю Публичной библиотеки и тайному советнику, вручили медаль с изображением императора, он демонстративно повесил её дома в уборной.

Политикой он не занимался, однако, когда его племяннице надо было получить из-за границы изданную там нелегальщину — книги пересылались в двух экземплярах на адрес Императорской Публичной библиотеки. Один экземпляр дядя тут же сдавал в секретный архив, а другой вручал племяннице-революционерке.

Хотя Лёля была на год моложе Шуры, Шуре казалось, что Стасова смотрит на неё свысока. Лёля знала, чего она хочет в жизни. Она уже нашла твёрдую дорогу. Шура же эту дорогу только искана. Ей хотелось заняться важным, ответственным делом, а приходилось наклеивать надписи на коробках с насекомыми, которые должны были иллюстрировать лекции по мимикрии.

   — Почему Стасова может принадлежать к нелегальной организации, а я не могу? — с обидой спрашивала Шура свою подругу Зою.

Но вот однажды в Музее Лёля отозвала Шуру в сторону и тихо сказала:

   — Шура, приходите на партийное собрание во вторник в восемь вечера на квартиру моих родителей. Войдите через парадный ход и позвоните два раза. У нас есть срочные вопросы, и я думаю, что вы можете быть полезны партии.

Кровь бросилась Шуре в лицо. Участвовать в подпольном собрании! Может ли быть более важное событие в жизни!

Когда-то в ранней юности, гуляя по аллеям Кутузовского парка, Шура мечтала участвовать в конспиративных собраниях революционеров. Она представляла себе такое собрание где-нибудь в подвале, со свечками, и все бы говорили шёпотом; участники — молодые, уверенные в себе, твёрдые и холодные.

Эти два дня до собрания Шура жила как в тумане. Она гордилась доверием Лёли и всё же боялась, окажется ли на высоте, сможет ли чётко и ясно обосновать и защитить своё мнение?

Во вторник, ровно в восемь часов, Шура пришла на Фурштатскую улицу, к знакомому дому, где жили родители Лёли Стасовой. Пока она поднималась по лестнице, сердце её готово было выпрыгнуть из груди.

Дверь открыла сама Лёля.

— Прислуга отпущена, — проговорила она, — а родители в опере. В доме никого, кроме нас, нет.

На вешалке уже висело несколько мужских пальто. Лёля провела Шуру в столовую. На столе, накрытом, как обычно, белой скатертью, стоял кипящий самовар. У стола сидели пять или шесть человек и пили чай с вареньем. Лёля представила Шуру как товарища по работе в музее и добавила: «А это всё мои личные друзья. Хотите чаю?»

Обсуждался вопрос о срочном сборе денег на выпуск политического воззвания. Полиция накрыла партийную типографию, а новая ещё не была по-настоящему пущена в ход. Шуру вызвали, потому что у неё были богатые знакомые и она могла придумать какой-нибудь способ срочно выманить у них деньги.

Домой она возвращалась пешком. Шёл мелкий сетчатый дождик, какой часто бывает в Петербурге весной. «Неужели я годна только на то, чтобы добывать у богачей деньги или надписывать коробки с жуками?» — думала Шура, глотая слёзы.