Александр Кучин. Русский у Амундсена - [65]
Климат Керг. о-ва чисто морской. Зима как в Париже и лето как в Средней Гренландии. Средняя температура года +5°. Та же температура и в самый холодный и тёплый месяцы. И этот-то вечно осенний климат со снежными западными бурями, в заливах доходящими до размеров урагана, и есть причина необитаемости о-ва. Сходство с Исландией напоминают и гейзеры (тёплые ключи) встречающиеся довольно нередко.
Остров растянулся почти на 3° с юга на север. Только завтра мы можем добраться до гавани, если ветер не помешает.
7 ч. вечера. Лёгок на помине. Барометр пал. Ветер быстро дошёл до степени шторма. Зарифили марсель. Курс взят OS. Прощай, остров. Нельзя порадовать родных письмами!
7 декабря. Получили эскимосскую одежду из тюленьей шкуры: штаны, куртку и сапоги. Кроме того, ещё снеговые очки, представляющие из себя кожаную коробку, в которую вставляется цветное стекло. Существует несколько видов таких очков, но эти одобрены последними экспедициями. Вырез для глаз обшивается мягкой шкуркой. Перед обедом получили инструкцию командира, в которой он определяет, кто будет в береговой партии и на судне. Со времени ухода судна от барьера и до его возвращения обратно в январе-феврале 1912 г. члены судовой партии получают жалованье, увеличенное на 50 %.
БЕРЕГОВАЯ ПАРТИЯ
R. Amundsen
K. Prestrud
Hj. Iohansen
S. Hassel
O. Wisting
O. Bjland
A. Lindstrőm
J. Stūbberud
H. Hansen
СУДОВАЯ ПАРТИЯ
Thv. Nilsen
Hj. Giertsen
M. Beck
L. Hansen
M. Rőnne
Sundbeck
H. Kristensen
Nődtvedt
A. Kūtschin
К. Olsen[244]
18, 19 (зачеркнуто – прим. авт.) 20 декабря. Кажется, западный ветер совершенно забыл о нас. Уже три дня стоит штиль, и судно идёт лишь под мотором. Мы на меридиане средней Австралии, т. е. около 140°Е и в широте 53°, т. е. южнее Ав-ии. Скоро Рождество (по новому стилю – прим. авт.). Было бы недурно отпраздновать Juleaften[245] без качки.
25 декабря – Воскресенье – Рождество. Ну, вот и давно жданные праздники; прошли новый этап, новую станцию. В полдень: широта 55°, долгота 150°О. Случалось ли какому-нибудь судну быть в этот праздник в этих широтах, где чуть-чуть не видно полуночное солнце? Здесь проходят лишь одни экспедиц. суда. По норвежскому обычаю празднуется более торжеств. не Рождество, а Рождеств. вечер, т. е. 24 декабря. С нетерпением ждут наступления 5 часов. Точно так же ждали и мы. Над входом в forsalon[246] был подвешен ящик с надписью «Gladelig Jul![247] 1910» с зажжённой внутри лампой. Оба салона украшены коврами, цветами, цветными фонарями. Погода замечательно благоприятствовала. Лёгкий ветерок с юга, спокойное море. В 5 ч. меня сменил лейт. Нильсен, вернее привязал руль, т. к. судно превосходно держало курс. В салоне уже собрались все, одетые в праздничную одежду, которую не одевали после Мадейры, выбритые и умытые, что тоже делается довольно редко. Перед обедом граммофон спел рождеств. песнь: «Glad Jul! Hellig Jul!»[248]. Затем пошли торж. и обед своим чередом. Большую часть вин и кушаний подарил нам друг экспедиции Ditlef Hansen из Tsterskjalderen i Kr-a. Появилась и бутылка шампанского от него же. Затем кофе в agtersalon[249]. В это время стюард приготовлял ёлку. Все были в весёлом настроении, что, впрочем, бывает всегда. Начали разбирать рождественские подарки. Каждый получил что-либо. Я получил книгу, коробку (rozen-moberi) с сигарами, галстук. Затем все получили по туфлям, серебр. булавка для галстука с «Fram», кольцо для салфетки, одеколон, пепельницы, открытки, сигары, мундштуки и даже зубочистки. Многие вещи от того же D. Hansen.
Приложение
Малый русско-норвежский словарь (выборочные страницы)
Репринтное воспроизведение выборочных страниц Малого русско-норвежского словаря
Тетрадь C. Г. Кучина
Я родился в 1867 году в селе Кушереке Онежского уезда Архангельской губернии. В этом году люди вследствие неурожая хлеба ели мякину и сосновую кору, как мне передавала об этом мать, но наша семья, как она говорила, не видела большой нужды, т. к. отец зимою занимался извозом, то хлеба привозил. Будучи трезвым и работящим, но т. к. он вырос в чужих людях без отца только с матерью, то и хозяйство его было в зачаточном состоянии. Как запомнил я: небольшая четырёхугольная старая избушка с тремя окнами по лицу или фасаду и по одному сбоку; из этих пяти окон только одно было, среднее, на лицевой стене 1,25 аршина[251] высоты и 0,75 арш. шир., а остальные были квадратные по 0,75 стороны. Рамы были одинарные и у последних окон вынимались в избу. Изба наша стояла на высоком красивом угоре о реку на правой стороне по течению. Место это самое красивое в Кушереке: угор летом обрастал зеленью, а к реке вилась зигзагами, где поотложе, тропинка, по которой летом возили воду. И так месту этому завидовали, но на месте стояла избушка, свидетельствующая о её бедных жителях с маленькой худой лесенкой, с маленькими сенцами и двориком, крытых лабазом старым сгнившим тёсом. Скота была лошадь, корова и несколько овец. Того году, когда я родился, Отец мой вздумал построить новую избу и для этого нанялся на промысел трески, взял с собой 9-летнего старшего сына Якова и в 1-х числах Марта отправился в г. Колу. И верно, не суждено было поставить новую избу для своей любимой семьи. Отправившись из г. Колы на шнеке в становище Еретики (ныне Порт-Владимира)
