Александр Кучин. Русский у Амундсена - [28]

Интересно, как же Амундсен относился к Кучину? В своей книге, посвящённой этому путешествию, он пишет о нём трижды. Первый раз в уже упомянутой цитате, о том, что Кучин делает анализы воды после похода в июне-июле. Второй раз – в списке морской партии, при разделении участников экспедиции на два отряда. Третий – когда Кучин покинул экспедицию.[102]

Как указывает биограф Амундсена, он ценил и приближал к себе людей, лично преданных, непрекословящих, выполняющих все распоряжения.

Кучин к таковым не относился. Он обладал чувством собственного достоинства, имел своё мнение, не обязательно высказываемое вслух, и он был по образовательному и культурному уровню значительно выше большинства участников похода. Амундсен не мог этого не понимать, но нуждался в Кучине. Александр был человеком Нансена – Хелланда-Хансена, а с ними он не мог ссориться. Поэтому, по всей вероятности, держал его на некоторой дистанции, но, как видим, нашёл и для него нужные слова при объяснении, почему изменён маршрут экспедиции. Впрочем, вряд ли у него были нарекания к Кучину как к работнику.

Саша вырос в семье, где все много трудились, и сам он не боялся никакой работы – хоть по ночам вахты стоять, хоть за собаками убирать, хоть судно красить, а на океанографических работах вообще работал как одержимый. Это не могло не вызывать уважения. Но не у всех. В экипажах, подобных описываемому, образованных «умников» не любят, тем более что формально его социальный статус разнорабочего был ниже многих. Александр не был душой компании, как кок Линстрем, толстый и добродушный пьяница, умевший улаживать конфликты, не был весельчаком, как Ертсен и Преструд, непременные участники судовых концертов, не был таким мастеровым, как парусный мастер Ренне, на своей швейной машинке выполнявший всякие заказы. Саша к тому же был застенчив, самолюбив и тяжело сходился с людьми. На «Фраме» ему было неуютно. Кучин не привык к такому отношению к себе. Дома, в училище, даже в Бергене у него были друзья. Окружающие если не любили его, то уважали. Кроме прочего, угнетали военные порядки, по сравнению с которыми «Правила поведения учащихся Архангельского торгово-мореходного училища», против которых бунтовали в 1905 году, казались мягкими.

Он пишет родным, что одинок, что ему не с кем поделиться своими мыслями, боясь быть не понятым. Отец, сочувствуя ему, отвечает: «Милый дорогой мальчик! Желаю тебе всего хорошего. Как видно из твоего письма, что тебе живётся не тяжело, но тяжело на душе. Я чувствую это, и тяжело отзываются твои слова, что тебе не с кем поделиться мыслями. Да, Саша, я слышал в Тромсё, что люди на «Фраме» любители легко пожить, да и не совсем хороши. Хотя ты их хвалил. Я, конечно, не знаю и судить не берусь, а чужим словам верить нельзя»[103]. Весьма любопытный взгляд норвежских обывателей на людей, которые ушли в опасное путешествие, может быть, на смерть, не правда ли?

16 сентября он считал своим днём рождения, его поздравили командир и экипаж. «Кроме лейтенанта Нильсена, конечно», – отмечает Александр в дневнике. С Нильсеном, капитаном судна, отношения были самыми напряжёнными. Состоялся торжественный обед. Ему исполнилось 22 года, он был одним из самых молодых участников экспедиции.

Океанографических исследований на пути к Антарктиде не проводилось. Александру объявили новую программу – из Антарктиды «Фрам» отправится в Буэнос-Айрес. Оттуда будут совершены плавания для океанографических исследований. В дневнике он пишет: «Когда «Fram» вернётся от South Victoria Land в Буэнос-Айрес, будет сделана глубоководная океанографическая поездка. Во-первых, Буэнос-Айрес – острова Кап-Верок, думаю продолжить до берегов Африки, на юг по Гвинейскому течению до встречи с холодным течением, идущим на Север от Игольного мыса, затем прямо на запад, к берегам Южной Америки. Такого рода исследований ещё не было сделано в этих местах, и это будет иметь громадное значение. Тем более в связи с экспедицией «Michael Sars´a» нашей северной в июне-июле с/г и «Fridbjof». Вся работа будет лежать на мне, и надеюсь её успешно выполнить. Только бы побольше свободы в действиях, и чтобы лейт. Нильсен не вмешивался в мои работы. Время покажет. Но в таких военных условиях, как теперь, моя работа не была бы продуктивна»[104].

Хелланд-Хансен был прав, когда настоял на участии Кучина в этой экспедиции. Саша, умница, всё понял. Профессор разработал уникальную программу, по которой делалось три среза Атлантического океана: один – на севере южнее Исландии – его «Фрам» выполнил в 1910 году, правда, не полностью из-за поломки машины; второй – в районе экватора у Островов Зеленого мыса; третий – на юге, от Аргентины до Африки. Обращает на себя внимание то, что выполнить эти работы предполагалось в одно и то же календарное время – в июне-июле. Если учесть, что океанография только зарождалась и о течениях в Атлантике были сугубо эмпирические знания, важность проведения такой работы трудно переоценить.

14 января «Фрам» вошёл в Китовую бухту Антарктиды. Началась работа по строительству базы для зимовщиков, которую назвали Фрамхеймом. Обратимся к очевидцу. Это письмо Кучина Бартольду Хагеманну написано уже из Буэнос-Айреса 23 апреля 1911 года: