Александр Дейнека - [84]
В том же 1944 году Дейнека пишет панорамную картину «Парашютный десант на Днепре». Он снова возвращается к авиационной теме, к теме парашютистов и осваивает сюжет, связанный с захватом десантниками важного плацдарма при форсировании Днепра. И снова Дейнека изображает убитого десантника, повисшего на стропах парашюта, — совсем не парадный, а трагический элемент схватки, «жестокую истину смертельной войны». Снова картине присуща композиционная динамика, столь любимая Дейнекой: одни парашютисты всё еще в воздухе, другие приземляются, третьи атакуют, вступая с неба в бой. Кинематографичность композиции современна и динамична, но всё же уступает по мощи и энергии «Обороне Севастополя».
В том же году Дейнека создает портрет жены своего молодого друга Виктора Цигаля — художницы по имени Мирель, дочери знаменитой советской писательницы Мариэтты Шагинян. Кисть Дейнеки навсегда обессмертила представительницу светской московской интеллигенции, проживавшую в квартире на Арбате, прелестную, яркую, стройную. Черное и красное в орнаменте армянского ковра, на котором расположилась Мирель, дополняет вороненый цвет волос жгучей брюнетки с тонкими и изящными чертами лица. «Дейнека писал портрет у себя в мастерской и всем предметным, цветовым, ритмическим строем обстановки стремился подчеркнуть, выявить артистичность натуры модели, ее принадлежность к миру искусства. Характерный профиль лица девушки привлекает живой пытливостью» — так описывал картину В. П. Сысоев[169].
Портрет Мирель Шагинян — один из лучших в галерее современниц, созданной Дейнекой. Он запоминается изящной и непринужденной позой дамы, подогнувшей под себя ноги в туфлях на невысоких каблуках. Никак не скажешь, что война заставила ее изменить образ жизни и привычки. Тонкие пальцы, задумчивый взгляд очаровательной девушки из высшего общества блестяще запечатлены Дейнекой, тонким наблюдателем женских характеров. Впоследствии Дейнека просил Цигалей продать ему этот портрет, но они категорически отказывались под любым предлогом, понимая, что он стал семейной реликвией, обессмертившей Мирель.
Интересно, что в военные годы картина Дейнеки «Окраина Москвы» оказывается в числе произведений из собрания Третьяковской галереи, которые решением Сталина и Молотова предписано передать в фонд Наркомата иностранных дел для подарков иностранным гостям, и прежде всего американцам. Речь идет о представителях президента Франклина Делано Рузвельта Гарри Гопкинсе и Джозефе Дэйвисе — супруга которого Мерриуэзер Пост была миллионершей и страстной собирательницей русского искусства. Документ об этом имеется в архивном фонде Молотова. Еще одна картина Дейнеки «Черные гладиолусы» долгое время находилась в стенах особняка МИДа СССР на Спиридоновке, украшая одну из лестниц знаменитого дома Рябушинского. Творчество Дейнеки во все времена нравилось иностранцам и служило для поставок на экспорт даже в военные годы.
Уже в 1943 году возникает идея сооружения грандиозного памятника-мемориала героям Великой Отечественной войны. Еще в 1942 году Союз архитекторов объявляет конкурс на сооружение такого памятника, а в ноябре 1944 года был подготовлен проект постановления Государственного Комитета Обороны о увековечивании памяти погибших в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. 10 февраля 1944 года производственно-живописный комбинат Московского товарищества художников заключил с Дейнекой договор о создании трех художественных произведений для этого проекта. Это должен был быть «синтетический памятник», включающий в себя скульптуры, фрески, мозаики, — что-то вроде будущего музея Великой Отечественной войны на Поклонной горе. 1 декабря 1945 года выходит статья в газете «Советское искусство», где описывается макет памятника. Первоначально его хотели установить на пересечении Ленинградского и Волоколамского шоссе возле нынешней станции метро «Сокол». По замыслу Дейнеки, который работал над проектом в основном в 1944 году, на первом плане должен быть установлен танк на постаменте, а позади — приземистая и тяжелая триумфальная арка. Причем тогда еще настоящие танки не ставились в общественных местах, и художник решил сделать модель танка из металла. Сейчас в собрании Курской картинной галереи находится фарфоровый танк — «единственное известное сегодня вещественное напоминание о проекте, так и оставшемся на бумаге»[170]. Постепенно идея памятника меняется, и он получает новое название: «В память разгрома немцев под Москвой». В конечном счете проект Дейнеки так и остался нереализованным. Как считает искусствовед Н. М. Погрецкая, «возможно, здесь сыграла роль высокая стоимость памятника, ведь Дейнека замыслил его в дорогостоящих добротных материалах, а не в гипсе и бетоне. Другая возможная причина — застройка планируемого для монумента района Москвы»[171].
Когда над Москвой вспыхивают первые победные салюты, суровые работы Дейнеки, созданные на поле битвы, постепенно вытесняются ликованием победных маршей, звучащих с картин живописцев в погонах из студии военных художников имени Митрофана Грекова. Драматизм оборон теперь вытесняется ликованием освобождений. Самые известные картины из этого ряда — «Триумф победившего народа» Михаила Хмелько и «Победа. Рейхстаг взят» Петра Кривоногова. Как отмечал Игорь Голомшток, героическая летопись Великой Отечественной войны создавалась уже после победы, и образы ее существенно отличались от того, что видел и запечатлевал такой искренний художник, как Дейнека. В 1945 году он еще раз пытается сделать портрет Сталина. В архиве, который хранится у Андрея Губко, есть материалы, которые это доказывают, — например, подготовительный рисунок к композиции «Парад на Красной площади», а также набросок сталинского лица и рисунок «Рука с курительной трубкой». Некоторые историки считают, что Дейнека хотел сделать работу, посвященную Параду Победы на Красной площади. Однако факт остается фактом — к портрету Сталина он так и не приступил. Каждый художник, который брался за портрет вождя, должен был точно уловить стиль и манеру, в какой портрет должен быть выполнен, чтобы понравиться своему единственному заказчику. Это неплохо удавалось Шурпину и Налбандяну, но Дейнека серьезно рисковал, если бы взялся за такой портрет, — он уже знал, что вождь не является поклонником его творчества.
