Акука - [22]

Шрифт
Интервал

Антон Антоныч равнодушно слушает наши обманные легенды. Понимает: после громких слов о всяких взрослых головках обязательно придёт его черёд.

Теперь его ничем не обманешь. Только бабушка вынесет во двор табурет, ведро, мыло, полотенце, чайник с горячей водой, Антон Антоныч улетучивается далеко-далеко!

Приходится искать, отлавливать. Сгребаю в охапку и не выпускаю, пока не подойдёт его черед.

Терпим слёзы горючие, вопли переливчатые, сами чуть не плачем от сострадания… Один держит Антон Антоныча и мылит головушку ушастую, другой поливает, а вместе приговариваем, не веря себе:

Моем, моем трубочиста.
Чисто, чисто, чисто, чисто.
Будет, будет трубочист
Чист, чист, чист, чист!..

Слёзы у мальчишки под эту речевку катятся крупные-крупные. Наверное, у лошадки тоже такие.

Стихи, правда, никак не вяжутся с насилием над маленькой личностью. Да и над большой тоже…

За всё лето никакого спокойного способа головомойки так и не придумали. Обидно. И стыдно перед Антон Антонычем.

Специальные домики

Широка еловая ветка! Ныряю под неё — только кеды торчат наружу.

Антон Антоныч потрясён. Кеды знакомые есть, а остального деда нет.

— Дед в домике! — говорит бабушка. — «Найдёшь келью и под елью».

Мальчишка смеется и, как жеребёнок, дробно перебирает ножками, топочет от восторга. Секунда — и головой вперёд он кидается за мной. Бьёт лбом в мои кеды.

— Домик! — кричу я. — Наш специальный домик!

Антон Антоныч чешет лоб и весь сияет, наверное, от счастья.

Весёлые, душистые, колючие домики. Сколько их Антон Антоныч находил на лесных тропинках. Как сиживал-посиживал в них на тёплых мягких иголках. Прислонишься спиной к разогретому солнцем стволу и тебе хорошо.

Плачут иногда по вечерам тёплые стволы: сосновую смолу-живицу отливают янтарными кулончиками. Смоляные кулончики можно собрать. Они красиво горят — синим пламенем.

Еловая смола серкой называется. По-жеребячьи как-то! Правда красиво: сер-ка?

Антон Антоныч пробовал эту смолу скипидарную. Невкусно, зато как дед! А дед пробует всё, особенно скипидарное.

Молодая, ещё мягкая еловая шишка — известное лакомство. И бабушка, и Антон Антоныч любят такие шишки. Только не надо объедаться.

Таря-Маря в лес ходила,
Шишки ела —
Нам велела.
А мы шишки не едим,
Таре-Маре отдадим!

Урожай шишек — к урожаю яровых! Запомним.

Много из специального домика видно. Многое в специальном домике узнаешь.

«Летом всякий кустик ночевать пустит» — такая теплынь.

Ароматный простор открывается Антон Антонычу под старыми елями. Стволы и сучья покрыты мхом. Белки в вершинах играют, шелухой шишечной осыпают. А мальчишка то молчит от неожиданности, то смеётся от радости. А потом начинает влезать-вылезать из елового домика, влезать-вылезать. Десять раз, двадцать, двадцать пять!..

А самый первый специальный домик получился у нас еще в мае, под газетой «Правдой». Сложил я однажды над головой газету крышей треугольной и позвал Антон Антоныча. Он потом целый час не хотел выходить из-под «Правды», так неожиданный домик понравился.

А под купальным полотенцем вы когда-нибудь прятались?

Попробуйте. Мягко и не страшно. И с разбега можно нырнуть в такое убежище.

Про одеяло и говорить нечего! Каждое одеяло — надёжный специальный домик. Если, конечно, сухое. В одеяле и заблудиться-запутаться недолго. Даже заплакать хочется от случайного страха. Но неловко, и Антон Антоныч терпит, не плачет, пока сам не распутается. А потом, для воспитания бабушки всё же немного поревёт. Но не горько, а так — шутя.

Через всю лужайку перед моим окном, от дома до стодолы протянута проволока. На ней размашисто и громко полощется под солнцем, хлопает на ветру бельё. Низко свисают белые простыни, касаются одуванчиков и гвоздичек. Огромные серые тени от белья шатаются по лужайке, а убежать не могут.

В тени можно прятаться от жары, валяться. А можно и не прятаться. Антон Антоныч не прячется. Он уже загорел. Ему не страшно. И дел веселых много.

Мальчишка отходит, отступает от развешенного белья, а сам думает. Отойдет, додумает мысль да как разбежится — и головой в простыню, живую от ветра. Как дед учил!

Влажная, душная простыня облепит мальчишку от ушей до пяток, крутанётся он на одном месте — и завернётся в простыню! Бабочкина куколка получается!

Постоит-постоит куколкой и развернётся. И всё сначала: отбежит от проволоки с бельём — и опять головой вперёд!

Пока бабушка не заметит да не отгонит от простынных парусных домиков.

Топим печку

Тихонько пришёл вечер. Прохладный, прозрачный и звёздный. Он, наверное, искал тепла, и мне захотелось затопить печь.

Принёс охапку сосновых поленьев. Поленья ровные, на сколах белые в линеечку, как ученическая тетрадка.

Надо бы Антон Антоныча позвать. А прежде полезно хорошо подумать: где внук, чем занят? Можно ли его оторвать от дел, чтобы не обиделся. Да ведь и огонь без него разводить — тоже обидеть. Плакать станет горько-горько, по-настоящему. Потому и растапливаем всегда вдвоем.

— Антон, затопим печь?

— Аг-га! — мальчишка летит к печке. Трогает пальцем дверцу топки, тут же отдёргивает руку и добавляет:

— Уфф-а-аа!

Напоминает, какая горячая должна быть дверца.

Мы и не заметили, когда и как он всё это сообразил. Обжигался, наверное. Теперь Антон Антоныч держится у печи и у костра осторожно, но не боится.


Рекомендуем почитать
8848

Вылетевший как пробка и вновь пристроившийся на работу охранник. Девица, путающаяся в мужчинах, но не в шубках. Парочка толстосумов, мечтающих попасть на завтрак к крокодилу. Пёс, по долгу службы присматривающий за горсточкой нерадивых альпинистов. Все они герои нового сборника рассказов, юмористических и не только.


Командировка

Герои коротеньких рассказов обитают повсеместно, образ жизни ведут обыкновенный, размножаются и в неволе. Для них каждое утро призывно звонит будильник. Они, распихивая конкурентов, карабкаются по той самой лестнице, жаждут премий и разом спускают всё на придуманных для них распродажах. Вечером — зависают в пробках, дома — жуют котлеты, а иногда мчатся в командировку, не подозревая, что из неё не всегда возможно вернуться.


Зуд

С тех пор, как в семью Вадима Тосабелы вошёл посторонний мужчина, вся его прежняя жизнь — под угрозой. Сможет ли он остаться собой в новой ситуации?..


Несерьёзные размышления физика

Книга составлена из отдельных небольших рассказов. Они не связаны между собой ни по времени, ни по содержанию. Это встречи с разными людьми, смешные и не очень эпизоды жизни, это размышления и выводы… Но именно за этими зарисовками обрисовывается и портрет автора, и те мелочи, которые сопровождают любого человека всю его жизнь. Просто Борис Криппа попытался подойти к ним философски и с долей юмора, которого порой так не хватает нам в повседневной жизни…


Избранное

Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…