Акука - [21]

А посреди стола ржаной литовский хлеб — ругялис…

Даже говорить больше не могу.

Хлеба с молоком захотелось. И малины с молоком.

Чернику на пирог оставим. И будем слушать песни дождя.

Много у дождя песен, потому что дожди разные бывают.

Песня грибника (пирог с грибами тоже «грибник» называется! Ложкой по лбу!) — грибного дождя — солнечная, гулкая. Грибной дождь, тёплый и мелкий, бьёт прямо в землю. Грибник парит. Песня грибного дождя самая короткая. Слушают грибы и растут. Под песню!

«Будет дождичек, будут и грибки;

а будут грибки, будет и кузовок», — так взрослые уговаривают детей переждать грибной дождик.

На грибник похож слепой дождь. Он идёт при солнце: его слышно, но не видно. Только по следам на земле и на воде догадываешься. Лужи и реки отзываются слепому дождю большими пузырями. Их и называют — дождевые пузыри.

А то севень, дождь-ситничек, зарядит. Он самый мелкий. Мельче него только морось, пыль водяная. Её и не слышно.

Зато ливень поёт громко. Прямой ливень — «как из ведра» — грохочет, по земле и воде бьёт.

Ливень-косохлест волнами шумит-набегает, порывами ветра откликается. А то как хлыстом в стены да в лес лупит. Про такой говорят — подстега.

Самый шумный — дождь с грозой. Грозовой дождь, как и грибник, почти всегда короткий. Правда, грибник тёплый, а грозовой прохладен.

Можно услышать песню дождя снежного. Он случается в конце августа, чаще в сентябре. Тихая, спокойная песня. То ли дождик идёт, то ли снег.

На самом деле — дождь со снегом. Дождь норовит побыстрее до земли долететь, а снежинки лёгкие не спешат. Поймает снежинка дождинку и спускает её, как на парашютике. Потому и песенка негромкая, будто раскачивается песенка на качелях.

Чуть не забыл барабанную дробь града. Опасная музыка! Урожай погубить может: сады покалечить, хлеба положить.

Град свирепый обрушился и унёс надежды.

Мала дождевая капля, а сколько бывает радости и печали, когда их много, когда они песни свои заводят.

Где у человека центр?

Бутылка с соской — тоже часть жизни Антон Антоныча. Без неё он не засыпает.

Шумит мальчишка под ночь, носится с книжками, разговаривает через окно с ласточками — время тянет. А увидит бутылку с соской — хвать и сам лезет в кровать. Серьёзным становится, недоступным. Даже я ни за что не рассмешу, какие бы рожи не строил.

Эх, бутылка, бутылка! Боимся перекормить мальчишку. А ведь с её помощью так легко руководить Антон Антонычем! Но кому нужен пузатый, неуклюжий пузырь? Потому и даём бутылку только перед сном: днём и вечером. Но и здесь всё не просто.

Бутылка с молоком, между прочим, предмет опасный. Она тяжёлая и неуправляемая.

Сидит мальчишка в кровати, держит бутылку двумя руками. Соска во рту. В какую сторону бутылочкой шевельнёт, в ту она Антон Антоныча и повалит. Чуть вперёд бутылочкой двинет, — она его за собой вперёд тянет. Назад качнёт — бутылка его назад уронит.

Мотает бутылочка внука, как хочет. Без привычки, без тренировки с нею не управишься.

Вы поняли, что получается?

Руки держат бутылочку. На конце — соска. Соску рот не выпускает, молоко сосёт. Выходит, руки, туловище, рот и голова как бы приклеены к бутылочке. Бутылка с соской управляет мальчишкой! Вот и кувыркается он от любого движения: ни встать, ни сесть, ни лечь как следует он не может.

Ляжет, например, Антон Антоныч на спину — бутылка торчит вверх, над лицом. Чуть в сторону посмотрит — на муху, допустим, или на меня, и бутылка своим весом на бок его перекатывает. Особенно трудно стоять с ней: куда угодно может мальчишку бросить или увести за собой. И не притормозишь, не остановишь, пока не вырастет на пути стена или печь.

В чем же, всё-таки, дело? Глупая бутылка, а так завладела мальчишкой!

Просто Антон Антоныч не чувствует свой центр тяжести, точку равновесия. Потому и неустойчив пока.

А точка устойчивости у человека знаете где? Она на спине находится, пониже поясницы.

У всех людей она в одном месте, даже у мам, пап, бабушек, дедушек, у писателей, учителей…

Взрослые умеют чувствовать свой центр, — их научила жизнь. Потому и падают реже, и тяжести носить могут, ну, портфель или ту же бутылку. А малыши только учатся.

И все же хорошая штука — бутылка с соской, хоть и опасная. Антон Антоныч любит опасности.

Головомойка

Мальчишка наш не скандальный. Покладистый, весёлый. Но есть одно очень слёзное дело в его жизни — мытье головы.

Мыло теперь выпускают для детей не кусачее. Детский шампунь тоже глаза не ест, он даже сладкий и душистый. А мальчишка всё равно вопит.

Лайка и Жук на нас с женой бросаются, заступаются за друга. Я не удивлюсь, если в такой день его пожалеет и соседский прадедушка Ян. Этого пока не было, но я верю, будет.

Мы пробовали хитрить: сперва мылить по очереди свои головы. Мылим долго-долго, смываем мыло медленно-медленно и приговариваем фальшивыми голосами:

— Смотри, Антоша, как бабушка моет голову! Чистая будет головка у бабушки, хорошая…

— Антон, видишь, как дедушка головку мылит? Ах, какой кудрявый будет теперь у нас дедушка!

То же самое говорим и про все другие головки, которые могут встретиться на хуторе. Кончаются хуторские головки — переходим на все знакомые головки вообще, где бы они ни жили.