Актеры - [55]
В пути у нас часто были перебои с продуктами, тогда приходилось затягивать поясок потуже. Но тут наш братишка Архип, наш «продуктовый король», как он сам себя называл, брал свою корзиночку-кормилицу, обходил избы и домики, и народ давал ему кто яйца, кто лепешек, сушеных груш или баранины и рыбы, все это братишка приносил и честно, по-братски делил между нами всеми; единственным, кого он обделял, был он сам, на этом мы его часто ловили…
Невзирая на трудности, работали мы дружно. Жили все вместе, разъединяться и жить по разным избам было опасно, враг везде мог нанести удар из-за угла.
В селениях, где бывала наша бригада, мы близко сходились с местным населением. Приедем в какое-нибудь селение, собирается народ вначале как будто злой, сумрачный, суровый, а после выступления нашего комиссара и концерта, смотришь, уже улыбаются люди, шутят, расспрашивают тебя, сами отвечают на твои вопросы. Какие только вопросы не задавались! Мы терпеливо разъясняли народу, кто враг, кто друг, а, уезжая, расставались друзьями и часто, бывало, прощаясь с тобой, человек смущенно сует тебе в руку узелочек с чем-нибудь съестным, чаще всего кукурузную лепешку. Просили снова приехать, приглашали на ночлег. По селениям о нас уже слава хорошая шла и не успели мы приехать в одно селение, как из соседнего уже нас ждала делегация с просьбой ехать к ним…
ГЛАВА 3
В один из палящих знойных дней мы всем коллективом спрятались от солнца в тени у маленькой церковки, голодные и уставшие. Среди нас царило полное молчание. Комиссар куда-то ушел, братишка тоже исчез. Смотрим, подходит к нам высокий худой человек и спрашивает, кто тут у нас старший. Я встал, подошел к нему и спросил:
— Кто вам нужен?
Он, переминаясь с ноги на ногу, ответил:
— Я пришел вас, товарищи актеры, пригласить в свой вишневый сад, — и, смеясь, добавил: — не Чеховский, а мой собственный. Сам я ученый-садовод, бывал в Москве, смотрел у художественников во МХАТе и «Вишневый сад», и «Три сестры», и «Царя Федора». Прекрасный театр, — и, помолчав, продолжал: — Вот судьба меня забросила сюда; жена умерла, — сказал он грустно, — осталась у меня на руках маленькая дочурка, сад огромный, особенно вишен много, а снимать ее с дерева некому, вот я и пришел просить вас, товарищи артисты, на угощение. Пожалуйста, милости просим ко мне, будете моими дорогими гостями, не откажите.
И мы пошли к этому, на первый взгляд, странному человеку. Звали его, как потом выяснилось, Сергей Сергеевич. Назвав свое имя и отчество, он, громко смеясь, сказал:
— Я Сергей Сергеевич, но не грибоедовский Скалозуб, он книги терпеть не мог, а я люблю книгу страстно.
Калитку в сад нам открыл очень старенький, чистенько одетый человек. На нем был галстук, несмотря на то, что было очень жарко. Сергей Сергеевич нам представил старичка:
— А вот это мой мажордом, знакомьтесь, товарищи. — На что старик, удаляясь, внятно проворчал: «Какой там мажордом, просто старый чудак, по несчастью попавший сюда, в эту медвежью берлогу». Старик был живой портрет Фирса из пьесы Чехова «Вишневый сад».
Хозяин нас повел в сад, в беседку. Сад поражал своей дикостью. Вскоре старик вместе с хозяином принесли нам огромные две миски. В одной были помидоры, огурцы, тонко нарезанные яблоки, приправленные каким-то душистым соусом, в другой миске была картошка, исходившая паром, залитая сливочным маслом и засыпанная густо пахучим укропом.
Потом в таких же громадных мисках нам подали яблоки, сливы, груши. Фрукты были крупные, вкуса и сладости исключительной. После трапезы хозяин повел нас в большой старинный дом с колоннами. Комнаты были большие, густо обставлены разной мебелью, вплоть до садовой скамейки. Самым интересным был кабинет хозяина, заставленный от потолка до пола книгами. Книги на столе, во всех углах. У меня разбежались глаза. Когда хозяин увидел, как я загорелся, увидя его библиотеку, он тоже весь преобразился, как будто стал моложе и стройней. Он молодо взбирался по лесенке и стал мне показывать книги. Я жадно хватал книгу за книгой, лазил по лесенке вслед за хозяином, а он вдохновенно восклицал: «Вот это первое издание Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», а вот эта «Оссиан» в переводе Карамзина, эта же куплена в музее, в Париже — «Античное искусство XVI века»…
Вскоре пришли наш комиссар и братишка, хозяин их повел угощать, а потом, по моей просьбе, показывал им свою библиотеку и уникальные книги. Братишка, увидя столько книг, по-мальчишески вскрикнул:
— Мамочка, сколько книг-то! Вот это человек. С такими книгами сидит в горах, а народу так книги нужны.
Наступила какая-то неловкая пауза.
— Вы совершенно правы, товарищ моряк, книги народу нужны. Я их народу и отдал. Я их подарил нашей библиотеке и такое завещание уже написал и передал туда, куда следует, а книги эти еще мой дед и отец по книжечке собирали, а затем и я сколько себя помню. Любовь к книгам — у нас болезнь наследственная, — взволнованно сказал хозяин и вышел из своего кабинета.
— Обиделся хозяин, — сказал братишка. — Я ведь не знал, что он такой хороший человек, и ведь он, по всему видно, что наш.
