Актеры - [30]

После каждого действия играющие во главе с Гореловым выходили на вызов и зрители щедро благодарили актеров. Наконец, наступил кульминационный акт спектакля, когда на сцене происходит заседание пэров, лордов и старейших советников короля, появляется Гуинплен в одежде пэра-лорда Англии. Между ним и лордом-председателем происходит следующий диалог: «Кто вы, откуда вы взялись?» — спрашивает его старейший лорд граф Томас Уортон. Гуинплен отвечает: «Я из бедноты, я — народ, я — нищета, и вы должны меня выслушать!»

В зрительном зале зашевелилось море голов, пристав и городовые насторожились, воцарилась зловещая и напряженная тишина. Гуинплен-Горелов продолжает: «Милорды, вы находитесь на вершине, в ваших руках власть, богатство, все блага жизни; для вас сияет солнце и вы забыли о всех прочих людях».

В зале раздался вздох возмущения, и тишина стала еще зловещее и напряженней, волнение охватило зрителей и актеров. Горелов говорил: «Милорды, я пришел сообщить вам новость: на свете существует род человеческий и этот род — народ…» В зале раздались несмелые хлопки, которые мгновенно смолкли, над зрителями как будто нависла туча, а в дверях показались спрятанные шпики, так называемые «гороховые пальто». А со сцены неслось: «…Это несправедливость, вы захватили в свои руки все преимущества. Страшитесь! Подлинный хозяин скоро постучится в дверь, и будущее сулит вам, лорды, беду!»

В зале буря аплодисментов, которые не умолкали несколько минут, в дверях театра увеличилось число городовых. Горелов продолжал: «Ваше благополучие построено на несчастье бедных людей»… Зрительный зал уже кричал: «Браво, браво!» — «Страшитесь, милорды! — страстно восклицал Гуинплен. — Я вырос в нищете, я дрожал от холода и терпел голод, я испил чашу мук и страданий вдоволь, я знаю, что значит страдание. Я сегодня лорд, как и вы, но это ваша прихоть была сделать меня лордом, я — бедняк, еще вчера на мне были лохмотья… вы, властители, сознаете ли вы, что вы творите, ваш закон — виселицы, богатство и тщеславие, но берегитесь, существует великая сила, новая заря жизни. И эта заря — народ. Она непобедима, она наступит, будущее сулит вам смерть!»

В зале снова вспыхнул взрыв аплодисментов, и Горелов увидел в первом ряду Василия Васильевича, студента и других — это был забастовочный комитет. Гуинплен продолжал с новой силой:

«Лорды, бывал ли кто-нибудь из вас в Нью-Касле на Тайме?.. Там в копях люди зачастую жуют угольную пыль, чтобы хоть чем-нибудь заполнить желудок и обмануть голод; всюду безработица. Известно ли вам, что рыбаки в Гарлехе питаются травой, в Ланкашире закрыты все суконные фабрики, а в крестьянских хижинах нет кроватей, и матери вырывают в земляном полу ямы, чтобы укладывать в них своих малюток, дети, вместо колыбели начинают жизнь в могиле…» Зал затих, затаив дыхание. «…Я видел это собственными глазами. Знаете ли вы, милорды, кто платит вам налоги, — бедняки умирающие с голоду, вы увеличиваете нищету бедняка, чтобы возросло богатство богача, а между тем надо поступить наоборот… (В зале тихие возгласы одобрения). Вы отнимаете у нищего и отдаете государю, по-моему, — это мерзость».

Эта аудитория никогда не слышала такие слова, произносимые громко, она тогда не смела и даже боялась думать так, а Гуинплен-Горелов продолжал страстно: «Я ненавижу королей! Что такое, в сущности, ваш король? Ваш Карл второй, Иаков второй? — после негодяя — злодей. Что такое, в сущности, король — безвольный, жалкий человек, вы кормите этого паразита, из червяка вы выращиваете удава, солитера превращаете в дракона и увеличиваете налоги с бедняков в пользу королевского трона. Берегитесь, смерть уничтожит всех вас и не пощадит никого! Эх вы, всемогущие глупцы, откройте глаза и вы увидите то, что вы сделали со мной, со всем человеческим родом…» На эти слова действующие лица на сцене кричат возмущенно: «Вон его! Долой! Это фигляр!». И поднимается невообразимое возмущение лордов, принцев, пэров, которые почти бросаются на Гуинплена-Горелова. На сцене и в зрительном зале поднялось что-то невообразимое. И на последние слова Гуинплена: «Епископы, пэры, лорды и принцы Англии, знайте, что народ — это великий страдалец, который смеется сквозь слезы, наступит час и он разобьет ваше иго и в ответ на ваше гиканье раздастся грозный рев. Трепещите, ваш неумолимый час расплаты настал, идет народ, идет человек, — и это ваша погибель». Зрители в зале поднялись, замахали кто шапкой, кто фуражкой, кто платком, кто цветами. Люди кричали: «Браво, браво! Ура!» И вдруг в воздух был кем-то брошен кусок красного шелка, и он, как пламя, вспыхивал то там, то здесь. Городовой, увидя такое зрелище, смертельно испугался. Он с перепугу засвистел, но какой-то юноша вырвал у него свисток. Городовой вступил с ним в схватку, за юношу заступились товарищи. Видя нападение, сам пристав начал свистеть. К нему на помощь бежали городовые, а другой пристав вызвал полицмейстера. Схватка в зале дошла до большого накала. Зрители в зале стали действующими лицами, артист — трибуном, который своим талантом, силой своего дарования зажег зрителя. Искусство подлинной правды победило. Действие кончилось, и дали занавес. Пристав с городовыми пошел за кулисы, потребовал экземпляр пьесы и проверил, действительно ли все написано у Гюго, что говорил со сцены артист Горелов. Прибыл в театр полицмейстер с целой сворой городовых и полицейских. Спектакль продолжался. А по окончании его зрители ждали Горелова у театрального входа и проводили своего любимого актера домой.