Акбузат - [5]

Стала она говорить Хаубану:

— Егет, ты себя батыром называешь, так говоришь, словно горы можешь перерубать одним ударом! Не видал ты еще дивов, что стерегут владения моего отца! А когда в тот раз я табуны коней гнала для тебя, когда Акбузат — их предводитель — готов был с ними выйти, когда кони, выходя из воды, ржали, когда овцы блеяли, коровы мычали, устилая степь, словно ханские стада — как ты себя повел?

Когда вслед за ними появился Акбузат, что жаждал тебя увидеть, когда он грозно застучал копытами, когда рванулся вперед, рассекая озерную гладь, когда крылья его подняли такой ветер, что весь Урал содрогнулся, ты ведь на спину упал, кубарем покатился, словно перекати-поле!

Стыдно стало тогда Акбузату, вернулся он домой и стада увел за собой.

И вот теперь ты смеешь угрожать моему отцу, тому, кто Акбузата оседлал, кто дивов и пяриев[4] и всех существ подводных покорил? Кто ты такой, что ты можешь после этого?

Не дрогнул Хаубан, смело ответил он девушке такими словами:

— Что с того, что отец твой хан в этих краях? Пусть он выйдет мне навстречу на Акбузате верхом, подняв бурю и ветер, не устрашусь его силы, и сердце мое как лист на осине, не затрепещет от страха!

Пусть даже двенадцатиголовый див огнем дохнет на мою страну, пусть начнет битву, проливая кровь обильно, пусть даже пустит мне в сердце стрелу — и тогда не устрашусь я твоего отца!

Сын я Сура-батыра, от него моя сила, богатырского я рода-племени, и потому поклялся — никому не позволю обижать сирот и несчастных, обездоленных людей!

Красавица моя, как бы ты не гордилась, что озеро Шульген глубоко, что отец твой — сильный владыка, что дивов собрал вокруг себя, — если слезы плачущих на Урале сирот соберутся в одном месте — будет озеро поболее твоего, если этот поток размоет могилы батыров, разнесет повсюду их прах — вся земля станет пустыней, вся вода будет отравленной! Где же ты тогда найдешь чистую воду, девушка, что живет в воде, если обмелеет озеро Шульген, в каком таком месте найдут себе глубокий омут твои двухголовые дивы?

Не дадут им приюта горем людским опечаленные Урал, раскинувшийся широко, стремительная Идель, прозрачный Яик!

Испугалась этой угрозы девушка, согласилась взять Хаубана с собой, в свою страну.

— Егет, пусть будет по-твоему, клянусь тебе в этом, — сказала она, обратив к нему взволнованное лицо. — Не будем разжигать войны между нами! Во дворце золотом постелю тебе постель пуховую, отдам тебе все, что пожелаешь. Осмотришь дворец, увидишь всю страну, если меня полюбишь, если назовешь меня Наркас — останешься со мною…

Если ж тебе не понравится у нас, если мало тебе будет страны Шульгена, его дворца, девушки-гурии по имени Наркас — тогда сядешь верхом на тулпара Акбузата, вернешься тогда на свой Урал. Счастье твое — в твоих руках.

Так Хаубан узнал, что девушку зовут Наркас. Чтобы убедиться в ее искренности, потребовал он, что поклялась еще раз. Не стала противиться ему Наркас, произнесла слова клятвы. Настало время отправиться к падишаху озера.

— Закрой глаза, егет! — прошептала тогда Наркас. И Хаубан закрыл глаза.

Когда Хаубан открыл глаза, он стоял посередине золотого дворца. С пением подошли к нему прекрасные девушки в невиданных нарядах, угощали егета водными кушаньями и питьем. Не смог Хаубан съесть ни кусочка, выпить ни глоточка, загрустил и все же остался погостить на несколько дней.

Как Наркас говорила со своим отцом

А Наркас тем временем отправилась к отцу. Знала она, что ничто не укроется от его глаз, вот и поспешила сама рассказать, что с нею случилось, пока это не сделали другие. Послушаем и мы ее рассказ.

…Озеро твое, что называется Шульген, всегда было моим домом, — говорила Наркас. — Здесь я не знала слез, жила беззаботно, весело играла, резвилась на его просторах. Сколько охотников пыталось подстрелить меня, думая, что видят золотую утку — никогда не давалась я в руки, отводила их стрелы. Даже сокол земной не мог меня высмотреть на водной глади, даже ветерок вечерний не мог коснуться моих волос — не мог он отыскать себе дороги в черноголовых камышах, дружно сомкнувших свои ряды, даже выдра, для которых они словно родные братья, и то не могла почуять меня, когда я плескалась ночной порой.

Но в последний раз случилось такое, что поймали меня! Обернувшись уткой, укрывшись лунными лучами, плавала я в озере, и вдруг подстрелили меня! Если б я вышла на берег, я бы погибла. Вот почему твоим именем поклялась я батыру, что меня подстрелил — не разжигать между нами огня войны, то, что ему понравится в твоих владениях — отдать, не жалея, не оплакивая. Великой клятвой я поклялась, вот почему тот батыр ныне гостит в моих покоях, гостит без твоего на то согласия, безвестно для тебя.

Отец, скажи свое слово, пусть оно будет достойным клятвы моей. Меткий стрелок-батыр перед тобой, ради меня подари ему из своих сокровищ то, что придется ему по душе, не жалей своих богатств. Иначе придется самой идти за него, отец!

Удивился падишах таким словам, никак не ожидал он подобного рода вестей. Стал он думать, как справиться с напастью, поделился своими мыслями с Наркас.