Агнешка, дочь «Колумба» - [94]
Зависляк пригибается, в глазах у него оторопь, он старается как можно дальше отойти от порога подвала. Найти в толпе укромное местечко, где люди стоят поплотнее. Балч, ободряюще подмигнув, удерживает его на месте.
— Что ж это, елки-палки? — Гость обводит взглядом толпу. — Собрание на открытом воздухе?
Он протягивает руку Агнешке, та подает ему левую руку и отвечает:
— Да, собрание.
— Контузия? — соболезнует он, указывая на правую руку.
— Нет. Ничего особенного, пройдет.
Травчинский обернулся и, найдя взглядом Тотека, остановившегося неподалеку у стены, развел руками и вскинул брови, не то успокаивая мальчика, не то выражая какое-то шутливое разочарование.
— Удивляетесь, — обращается он снова к Агнешке, — откуда я взялся? Что ж, если гора не идет к Магомету… Нет, не так. Просто подвернулась оказия. Сдается мне, что в школе вы еще больше удивитесь. Нет, постойте. Можете заканчивать вашу беседу, пока врач раскладывает инструменты. — И солтысу: — Я к вам, Балч. Хочу поговорить с вами. Только, может, не здесь.
— Понимаю. Прошу ко мне.
Балч бросает беглый пренебрежительный взгляд на жмущегося к стене Зависляка. Приглашающим жестом просит гостя пройти вперед. Они отходят к дороге. Из-под стены посыпался щебень — это Тотек соскочил вниз и убежал.
Лишь теперь напряжение в толпе спадает, слышны негромкие возгласы:
— Околпачили Травку.
— Ему бы приказать отпереть, да и войти.
— Ума не хватило. Собрание привиделось.
— Наша учительница — артистка… — одобрительно жмурится Пащук.
Так вот они какие, эти люди, удивляется Агнешка. В своем замкнутом мирке они могут грызться. Но каждая угроза извне заставляет их мгновенно сомкнуться молчаливой и непроницаемой стеной круговой поруки. Она не завоевала бы их симпатий, выложив начистоту их обиды и даже встав на их защиту.
— Неправда, — возражает она Пащуку. — Я не артистка. Здесь ведь в самом деле собрание. Ваше собрание.
— Где там! — недовольно машет он рукой. — Много мы тут решим. Не нашего ума это дело, найдется голова получше.
— Значит, вы сами не хотите. Все можно изменить.
Она еще не договорила, как раздается выкрик Оконя-старшего, вопль застарелого и внезапно всколыхнувшегося отчаяния:
— Сменить солтыса! Нам солтыс нужен, а не эконом!
Все зашевелились. Казалось, вот-вот вырвется на свободу смелость.
— Михал, ты что, заболел?! — предостерегающе окликает Юзек Оконь.
— Он верно сказал!
— Кузнеца назначим.
— Семена Полещука.
— Семена! Семена!
Макс, сунув пальцы в рот, испускает устрашающий свист. И, скорчив шутовскую гримасу, объявляет:
— Я предлагаю Зависляка…
Его прерывают таким же громким свистом и криком:
— Жулик! Самогонщик!
— Портач!
— Чего ты так уставился, Зависляк? — наседает на Януария Михал Оконь. — Беги к хозяину, жалуйся!
Но Макс уже переглянулся с приятелями. Те сорвались с места, пошли на взбунтовавшуюся толпу, пряча руки в карманах, только Макс выставил вперед свою железную руку.
— Обедать, мужички, обедать пора. Повеселились и хватит. — Агнешке Макс отвешивает легкий поклон. — Приду к доктору на укол. На какой, не могу вам сказать, стесняюсь.
Однако на этот раз никто из его дружков не засмеялся. Люди расходятся уныло, безмолвно. Солома погасла так же быстро, как и вспыхнула. Ничего не сказав, Агнешка поворачивается спиной к Максу и ко всем, кто не ушел. Тут все ей чужое. Что бы тут ни происходило, она сразу же выбывает из круга этих людей, их дел, их неожиданных поступков и движений души. Никто не бросил ей ни слова на прощание. Никто не пошел с ней. Она опять одна. Агнешка украдкой трет все еще онемелую, ноющую руку. Теперь побыстрее в школу. Уже с минуту оттуда доносится прерывистый нетерпеливый вой клаксона. Наверно, зовут ее.
Тяжелый был день, решит она несколько часов спустя, уже в сумерках, когда наконец школа немного опустеет. Тяжелый и удивительный. И как это уже случалось, удивительный именно тем, что она ничему не удивлялась. Едва около замка так неожиданно появился Травчинский, как она чуть ли не сразу предугадала и другую неожиданность, подстерегавшую ее в школе. Наверно, для того, чтобы догадка оказалась справедливой, она и не кинулась сразу в школу, а из какого-то особого упрямства, несмотря на подгоняющие сигналы клаксона, все еще медлила входить в класс. Да, она не ошиблась. Потому и поздоровалась буднично, с обычной товарищеской сердечностью, с первой же секунды оставаясь спокойной и владея собой. После столь долгой разлуки нелегко находить нужные слова и жесты, но присутствие детей им помогло, избавило от той неловкости, от которой они не сумели бы отделаться, встретившись один на один.
— Глазам не верю! Ты, воеводская знаменитость, и вдруг на санитарной машине…
— Тебе неприятно?
— Напротив. Я очень рада. Только не могу понять.
— Это так просто. Я узнал о медосмотре по случайности, по счастливой случайности, от коллеги из вашего повята. Неделю тому назад он проводил медосмотр где-то тут поблизости и сказал, что следующий пункт ваш. Остальное вы видите на прилагаемой картинке. Ты действительно рада?
— Действительно.
— Ты уже не сердишься?
— На что? Это было так давно.
— Какая разница, что давно. Проблема остается актуальной. Сегодня я в самом деле не могу тебя забрать.
Сборник включает повести трех современных польских писателей: В. Маха «Жизнь большая и малая», В. Мысливского «Голый сад» и Е. Вавжака «Линия». Разные по тематике, все эти повести рассказывают о жизни Польши в послевоенные десятилетия. Читатель познакомится с жизнью польской деревни, жизнью партийных работников.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник включены разнообразные по тематике произведения крупных современных писателей ПНР — Я. Ивашкевича, З. Сафьяна. Ст. Лема, Е. Путрамента и др.
В антологию включены избранные рассказы, которые были созданы в народной Польше за тридцать лет и отразили в своем художественном многообразии как насущные проблемы и яркие картины социалистического строительства и воспитания нового человека, так и осмысление исторического и историко-культурного опыта, в особенности испытаний военных лет. Среди десятков авторов, каждый из которых представлен одним своим рассказом, люди всех поколений — от тех, кто прошел большой жизненный и творческий путь и является гордостью национальной литературы, и вплоть до выросших при народной власти и составивших себе писательское имя в самое последнее время.
Проза Новака — самобытное явление в современной польской литературе, стилизованная под фольклор, она связана с традициями народной культуры. В первом романе автор, обращаясь к годам второй мировой войны, рассказывает о юности крестьянского паренька, сражавшегося против гитлеровских оккупантов в партизанском отряде. Во втором романе, «Пророк», рассказывается о нелегком «врастании» в городскую среду выходцев из деревни.