Агнешка, дочь «Колумба» - [82]
Агнешка протягивает руку. Балч сжимает ее и с неуклюжей серьезной галантностью подносит к губам. И вдруг обоим становится стыдно. Она вырывает руку. А он ищет наспех свойственные его натуре слова:
— Жалко, что фляжку свою забыл.
И сразу осекается увидев, какими стали ее глаза.
— Слава богу! — говорит Агнешка. — Ведь знаешь, как я это ненавижу. Ненавижу!
— Я пошутил, — уступает он. — Есть такой обычай, чтобы сперва чокнуться, прежде чем…
— Балч, — обрывает его Агнешка. — Я никогда не выискивала обычаев, если хотела поцеловаться.
— Это откровенно. Не узнаю тебя.
— Еще узнаешь.
— А сейчас… тебе не хочется?
— Нет.
— Чтобы помириться?
— Считай, что мы помирились. Не ссоримся же.
— А ведь когда-то тебе хотелось… Да-да. Уж не такая ты несведущая. Скажи, чем вы там занимались над озером с тем самым… Колумбом?
— Целовались.
— И только?
— Зенон, не будем сегодня ссориться.
— А все-таки жалко, что забыл фляжку… Хлебнул бы один.
— И остался бы тут один. При мне ты не будешь больше. Никогда.
— Нет, это просто непонятно. — Балч с трудом скрывает в своем голосе раздражение. — Откуда у тебя эта травма?
— Травма — это ты правильно сказал. Знаешь, почему я потеряла всех, всех до единого? И брата своего Кшися тоже, хотя в ту ночь он и уцелел… Когда гитлеровцы окружили Воличку, наши партизанские часовые спали. Все были пьяны до бесчувствия.
— Полевой суд.
— Не понадобилось. Уничтожили всю деревню. И партизан тоже. Часовых — первыми.
— Я не знал. Ты никогда не рассказывала.
— А когда мне было рассказывать? — В ее вопросе слышится и горечь и упрек.
— Ты права. — Балч, помрачнев, опускает голову.
— Зенон, — просительно склоняется к нему Агнешка. — Почему ты опять разрешил Зависляку?.. После того как ты запретил, я так обрадовалась. Послушай, прошу тебя, запрети ему. Запрети им всем, раз и навсегда.
— Это не так просто, — хмуро и тускло откликается Балч. — Запрети, запрети. Лучше бы спросила, откуда у меня все берется. Хотя бы на эту твою забаву, на школу. Может, воображаешь, что повят у нас такой щедрый? Им самим туго.
— Школу ты к этому не припутывай, Балч. Предпочитаю обходиться без всего и мерзнуть.
— Знаю. Но ребятишкам это не понравится.
— Это не повод. Прекрати это немедленно.
— Не так-то просто, — повторяет Балч. — С чего мы тут начали? Это же главная и самая старая традиция. — Он с выразительным сарказмом подчеркивает слово «традиция». — Мои люди привыкли к ней, привязались. Что я им теперь скажу?
— Тоже еще угрызения!
— Ты этого не поймешь, потому что не все обо мне знаешь. После войны я мог бы осесть и где-нибудь еще, мне разное предлагали, даже ответственную работу, только я не захотел. Решил здесь остаться. Лучше я буду богом в Хробжичках, чем мальчиком на побегушках. Уж я такой. Я должен кем-то быть, что-то иметь.
— Кто же ты такой? И что у тебя есть?
— То-то и оно. Вдруг видишь, что и сам ты никто и ничего у тебя нет.
— Не смотри ты на кладбище, прошу тебя.
— Хорошо. Буду смотреть на Хробжички. Красивый отсюда вид, разнообразный. Мертвые, живые. Что выбрать? Не знаю. Лучше бы ты не приезжала к нам, Агнешка.
— При чем тут я?
— Подожди, поймешь. Еще до твоего приезда мне все тут уже осточертело. Только по другой причине, попросту от безнадежной скуки. Но после твоего приезда я решил не удирать. Загадал, что если ты останешься, то и я тоже. А если не выдержишь и уедешь, так и я уеду. Видишь, как могло деревне посчастливиться: конец диктатуре. Знай ты об этом, так небось уехала бы, верна?
— Нет, — не задумываясь отвечает Агнешка мягким и ласковым голосом.
— То-то и оно. А, черт… — У него ломается несколько спичек, прежде чем ему удается закурить. После глубокой затяжки он снова овладевает собой и успокаивается. — Жалко, что тогда я не оставил тебя одну, — говорит он тусклым голосом скорее себе самому, чем ей, словно бы повторяя вслух свои давнишние размышления. — Тогда я еще сумел бы. А потом все запуталось. Мог бы я, пожалуй, плюнуть на эти незадачливые Хробжички и уехать. Только не один. Ну так что? Мог бы я и тебя послушаться, переиначить все, что тут сделал, и самого себя тоже. Вывернуть все наизнанку. Но тогда все они спросят, для чего, для кого я так поступил? Ведь у нас в деревне на бескорыстие смотрят косо, тут этим не прославишься. Значит, одно из двух: или я сумею ответить им убедительно, или, скорей всего, не сумею и стану для них шутом, посмешищем, а такого я терпеть не согласен, ни одного дня не согласен. Заколдованный круг, черт бы его побрал. Пойти, что ли, к Бобочке, чтобы поворожила.
— Ты только о себе думаешь. Лишь бы себе, боже упаси, не навредить. А чем-нибудь рискнуть, мой милый, без гарантии и не надеясь на щедрую награду, это тебе не улыбается?
— Что ты знаешь о риске? Ты идеально соответствуешь своей роли. Учение свет, или как там? Воинствующая правота, идеал.
— Можешь надо мной смеяться, но мне хотелось бы, чтобы это было так. Только это не так. У меня тоже заколдованный круг. Я обязана была кричать, бить тревогу с первого же дня. А я? Сижу тихо, делаю вид, что и сама справляюсь. И вовсе не из деловитости или добросовестности. Я тоже эгоистка, тоже трусиха. Не кричу только потому, что потом мне пришлось бы уйти. А я не хочу уходить, хочу остаться.
Сборник включает повести трех современных польских писателей: В. Маха «Жизнь большая и малая», В. Мысливского «Голый сад» и Е. Вавжака «Линия». Разные по тематике, все эти повести рассказывают о жизни Польши в послевоенные десятилетия. Читатель познакомится с жизнью польской деревни, жизнью партийных работников.
Многослойный автобиографический роман о трех женщинах, трех городах и одной семье. Рассказчица – писательница, решившая однажды подыскать определение той отторгнутости, которая преследовала ее на протяжении всей жизни и которую она давно приняла как норму. Рассказывая историю Риты, Салли и Катрин, она прослеживает, как секреты, ложь и табу переходят от одного поколения семьи к другому. Погружаясь в жизнь женщин предыдущих поколений в своей семье, Элизабет Осбринк пытается докопаться до корней своей отчужденности от людей, понять, почему и на нее давит тот же странный груз, что мешал жить и ее родным.
В книге представлены 4 главных романа: от ранних произведений «По эту сторону рая» и «Прекрасные и обреченные», своеобразных манифестов молодежи «века джаза», до поздних признанных шедевров – «Великий Гэтсби», «Ночь нежна». «По эту сторону рая». История Эмори Блейна, молодого и амбициозного американца, способного пойти на многое ради достижения своих целей, стала олицетворением «века джаза», его чаяний и разочарований. Как сказал сам Фицджеральд – «автор должен писать для молодежи своего поколения, для критиков следующего и для профессоров всех последующих». «Прекрасные и проклятые».
Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.
В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье. У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью. В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник включены разнообразные по тематике произведения крупных современных писателей ПНР — Я. Ивашкевича, З. Сафьяна. Ст. Лема, Е. Путрамента и др.
В антологию включены избранные рассказы, которые были созданы в народной Польше за тридцать лет и отразили в своем художественном многообразии как насущные проблемы и яркие картины социалистического строительства и воспитания нового человека, так и осмысление исторического и историко-культурного опыта, в особенности испытаний военных лет. Среди десятков авторов, каждый из которых представлен одним своим рассказом, люди всех поколений — от тех, кто прошел большой жизненный и творческий путь и является гордостью национальной литературы, и вплоть до выросших при народной власти и составивших себе писательское имя в самое последнее время.
Проза Новака — самобытное явление в современной польской литературе, стилизованная под фольклор, она связана с традициями народной культуры. В первом романе автор, обращаясь к годам второй мировой войны, рассказывает о юности крестьянского паренька, сражавшегося против гитлеровских оккупантов в партизанском отряде. Во втором романе, «Пророк», рассказывается о нелегком «врастании» в городскую среду выходцев из деревни.