Агата Кристи: Английская тайна - [5]
«[Моя бабушка] вышла замуж в шестнадцать лет за красавца — армейского офицера, который был на двадцать лет старше ее. („Говорят, что ты слишком молода для брака со мной, Полли“. — „Я завтра же сбегу с тобой, если мне не позволят выйти за тебя замуж“.)
Она была на редкость очаровательна — люди на улицах останавливались, засматриваясь на нее. Оставшись почти совсем без денег, она была вынуждена зарабатывать шитьем и вышивкой, чтобы растить и учить детей. По меньшей мере три офицера — братья ее мужа по оружию — делали ей предложение, причем двое из них были весьма обеспеченными людьми. С материальной точки зрения это было бы для нее выходом. Но она всем отказала — и, разумеется, никогда не имела любовника — и до семидесяти лет упорно повторяла, что завещает похоронить себя в Джерси, рядом с мужем…»[10]
Однако трое ее сыновей — Гарри, Эрнест и Фредерик — настояли на том, чтобы Мэри Энн погребли в Англии, — так они могли навещать ее могилу. Что думала по этому поводу ее дочь, неизвестно. Это теперь принято свободно критиковать родителей, Кларе же — в некотором роде типичной представительнице своей эпохи — и в голову не могло прийти осуждать мать за то, что она отдала ее. Она была замкнутой маленькой девочкой, любившей, как и Агата, уединение, но в отличие от той — одинокой; она бродила по дому своего хворого дяди, прижимая к груди любимую книжку — «Король золотой реки». Клара очень страдала оттого, что ее отдали. Тем не менее она всегда вела себя по отношению к Мэри Энн безукоризненно корректно. Когда ей было двадцать с небольшим, она написала стихотворение «Матери», исполненное любви без тени упрека: «Любовь — это ангел… стерегущий дорогу на небеса». Впрочем, оно могло было быть посвящено кому угодно. Стихотворение, посвященное тетушке Маргарет, несколько более личное — в нем, как положено, отдается должное «достойной женщине, любимой всеми…».
В «Автобиографии» Агата пишет, что едва ли Мэри Энн можно осуждать за то, что она сделала. Скорее всего она отдала Клару лишь потому, что считала: девочке необходима посторонняя поддержка в жизни, а мальчики сами могут стать творцами своей судьбы. Тем не менее Клара всегда считала, что мать просто любила ее меньше. Она была слишком чувствительной натурой, чтобы безболезненно пережить отлучение.
«Думаю, нанесенная ей обида, горькое чувство отринутости наложили отпечаток на всю ее жизнь. Она потеряла уверенность в себе и стала сомневаться в чувствах окружающих. Тетя, щедрая, веселая, не имела, однако, никакого представления о чувствах ребенка. Мама получила все так называемые преимущества благополучного дома и хорошее образование. Что она утратила и чего ничто не могло ей заменить, так это беспечную жизнь с братьями в родном доме…»
Эта тема вновь и вновь возникает в произведениях Агаты — необходимость для ребенка расти в родном окружении и урон, который ему наносят, отдавая на воспитание (или, как в «Горе невинным», продавая за сотню фунтов: «Унижение, боль — он никогда не сможет их забыть»). На этой мысли основаны сюжеты «Мышеловки» и романа «И, треснув, зеркало звенит»; этой темы Агата касается и во многих других произведениях, неизменно относясь к ней с исключительной серьезностью. Натура Агаты была такова, что чувства Клары она переживала как свои собственные. Ее любовь к матери исполнена такой силы, что много лет спустя, когда она писала монолог женщины — одного из персонажей романа «Миссис Макгинти с жизнью рассталась», то ощущала Кларину боль едва ли не мучительнее, чем сама Клара:
«Однажды я прочла в газете письмо некой женщины… Очень глупое письмо. В нем спрашивалось, что лучше: отдать своего ребенка на усыновление кому-нибудь, кто сможет обеспечить ему все жизненные преимущества… или держать его при себе, несмотря на то что ты не можешь предоставить ему никаких благ. Я считаю это глупостью — настоящей глупостью. Если вы можете просто прокормить ребенка, то это все, что имеет значение.
…Мне ли этого не знать… Моя мать рассталась со мной, и у меня появились все блага, как это принято называть. Но мне всегда — всегда, всегда! — было больно сознавать, что на самом деле я не была желанной дочерью, что моя мать смогла отдать меня… Я со своими детьми не расстанусь — ни за какие земные блага!»
Это, разумеется, мысли самой Агаты, Клара никогда не выражала их вслух. Но нет никаких сомнений, что пережитое в детстве оставило в ее душе глубокий след, особенно это сказалось на отношениях с дочерьми.
Сыграло это свою роль и в ее браке. У Маргарет и ее мужа своих детей не было, но Натаниэль имел сына от первого брака, его звали Фредерик. Он был на восемь лет старше Клары — истинный ньюйоркец, хотя получил образование в Швейцарии, обладал французской практичностью, английской благовоспитанностью и был вхож в «Юнион клаб» — клуб для избранных. Он напоминал американца из «Эры невинности», то есть всей душой стремился к пресловутому европеизму, но все равно оставался американцем до мозга костей и обладал внутренней раскрепощенностью — открытостью, вольностью речей, самоиронией, не свойственными викторианскому миру. Агата гордилась тем, что в ней течет и американская кровь, и, уже в преклонных годах приехав в Нью-Йорк, решительно настояла на том, чтобы посетить в Бруклине могилы родственников — Миллеров, пусть они никогда и не встречались. Она и сама имела более открытый склад ума и характер, чем позволяли принятые в Торки правила: в ее крови, в ее легких словно было больше кислорода.
