Агасфер. Чужое лицо - [173]

– Вы правы, господин Ландсберг! Тщанием «графа Полусахалинского»[113] России осталась лишь северная часть острова.

– Но как вы очутились в Японии, барон? Тоже попали в плен?

– Можно сказать и так. Вообще это чертовски длинная история, друг мой, – если вы, конечно, позволите мне вас так называть…

– Разумеется, дружище! Вы возвращаетесь в Россию? Пароходом «Генуя»?

– Увы, Карл Христофорович! Я бы очень хотел этого, но… Впрочем, поговорить мы все-таки наверняка успеем: по моим сведениям, пароход отчалит только через три часа. Я знаю тут недалеко немецкую пивную, «биргалку». Помните? Их так в России называли. Если хотите, поговорим там в прохладе, под сенью вентиляторов.

– Пожалуй, но… – Ландсберг с грустной улыбкой ощупал в кармане тощий портмоне. – Вы не поверите – но, имея на банковском счету пару миллионов рублей, в настоящее время я не имею доступа к своим деньгам и беден, как церковная мышь! Впрочем, остатков жалованья военнопленного на пару – другую кружек, наверное, хватит!

– Прекратите, друг мой! Я угощаю! Пошли скорее, пока мы не поджарились тут на солнце и не привлекли внимание полиции!

В пивной было действительно прохладно. Вентиляторы под потолком неторопливо гоняли воздух, а от огромного «корыта» с бутылками пива, пересыпанными колотым льдом, веяло прохладой.

– Одну минуточку! – Агасфер махнул рукой бармену-японцу, заказал полдюжины темного мюнхенского, соленых орешков и только после этого повернулся к Ландсбергу.

– С каким бы удовольствием я бы поменялся бы с вами местами и занял бы вашу полку на «Генуе»!

Проворный официант выгрузил на их столик бутылки с пивом, второй поставил две кружки и опрокинул над каждой по бутылке.

– А вот наливать японцы не умеют! – заметил Агасфер. – Надо лить тонкой струйкой, по стеночке – тогда не придется ждать, пока осядет пена! Впрочем, о чем это я? Какие пустяки! Давайте за встречу, Ландсберг! А потом расскажем друг другу наши истории! Прозит!

Агасфер вытер усы платком.

– Значит, здесь вы были в лагере для военнопленных. Расскажите же, друг мой – каково это испытание?

– Должен признаться, что никаких ужасов в содержании плененных офицеров и нижних чинов тут не было. Жизнь в лагерях была вольной. Нам дозволялось играть в карты, шахматы, салки. Мы пели, плясали и отдыхали днем в любое время. Кое-кто из нас держал даже певчих птиц. Пленным дозволялось побывать в других местах Японии, которые их интересовали. Ездили даже на горячие источники…

Агасфер недоверчиво хмыкнул:

– Неужели это правда?

– Чистая правда, Берг! Конечно, власти осуществляли внешнюю охрану, но она была чисто номинальной. В нашем лагере было множество лавок местных торговцев, а одни из ворот лагеря назывались водочными – через них потихоньку проносили запретную выпивку. А внутри лагеря было самоуправление. И кормили неплохо – офицеры получали на завтрак суп, жареную рыбу, ростбиф, пудинг, масло, чай, сахар, молоко. Для низших чинов – хлеб, масло, суп с мясом и овощами, вареная говядина, чай, сахар.

– Поразительно, – рассмеялся Агасфер. – Как чин главного тюремного управления скажу прямо: в российских тюрьмах меню гораздо проще!

– Кому вы рассказываете, Берг? Вы забыли, что и я носил халат с бубновым тузом на спине! Могу только добавить, что пленные через посольство Франции получали деньги от российского правительства. Унтерам в зависимости от количества лычек полагалось в месяц от одной иены до полутора, нижним чинам – по пол-иены. У нас говорили, что в других лагерях участникам обороны Порт-Артура периодически пересылали и дополнительные пожертвования – иногда по 15 иен! Сравните, дружище: в Японии полтора килограмма риса надо отдать десятую часть иены. На иену можно было купить 4 литра саке – чем наши офицеры вовсю и пользовались.

– Понятно. Никаких лишений, стало быть. А как ваша семья, Ландсберг? Имеете какие-то вести от нее?

– Увы! Перед оккупацией Сахалина, как вы наверняка помните, я успел отправить жену и сына в Петербург, и получил только одно письмо с дороги, из Владивостока. Потом началась война на Сахалине, был плен. Писать и получать письма на родину из нашего лагеря не возбранялось, но вся переписка шла через военную цензуру, что страшно задерживало ее. Так что… Остается надеяться, что у Ольги Владимировны и Георгия все в порядке… А ваша семья, Берг?

– Супруга и сын тут, вместе со мной, – коротко ответил Агасфер.

– Позвольте все же поинтересоваться, барон. Если вы не военнопленный, то в каком качестве вы здесь, дружище?

Агасфер пожал плечами: он не имел права говорить кому бы то ни было правду о своем нынешнем статусе, и для таких вопросов у него была приготовлена вполне правдоподобная легенда.

– История долгая, но я постараюсь не отнимать у вас много времени, Ландсберг. Как вы помните, перед началом войны я подал прошение об отставке и занялся коммерцией вместе с компанией «Семенов, Демби и К°». Все надеялись, что до Сахалина военные действия не докатятся, и фабрика была пущена. Моя супруга настояла на своем приезде в Маоку с маленьким сыном. Мы жили там как робинзоны, совершенно оторванные от мира…

– …а тем временем японцы оккупировали Сахалин, и военный губернатор Ляпунов поспешил договориться с генералом Харагучи о позорной капитуляции гарнизона. Вся воинская команда была вывезена в Японию – несмотря на то, что переговоры о мире уже шли полным ходом, – подхватил Ландсберг. – Вероятно, в конце концов японцы добрались до Маоки и отобрали у вас фабрику. Это все понятно – но как и в каком качестве все же вы оказались здесь, Берг?