Африка африканеров - [68]

Вечером, возвратившись домой, двоюродная сестра моего знакомого (она владелица плантации возле Этове в Зулуленде и путешествует только на собственном самолете) с драматическими интонациями в голосе просто нала: «О! Это ужасно, бедные женщины живут в чудовищных условиях. У меня на плантации они рожают в лужах грязной воды». Когда же я спросила ее, почему она ничего не сделает для облегчения их участи, она ответила: «О! Да ведь их там, по крайней мере, сотня».

Каждое утро мы с Мэри встречаемся в условленном месте на дороге, ведущей в резерват, и углубляемся в заросли сахарного тростника, и всякий раз она показывает мне домик на холме с красной крышей. «Вождь», — произносит она с нежностью. От Мэри я узнала, что> Альберт Лутули не потомственный вождь, он был избран общим собранием своего племени, точно так же как в свое время его дядя и дед, который был первым зулусом, обращенным в христианскую веру.

В нем нет королевской крови, но мать Лутули принадлежала к знатной семье зулусов, которая жила в краале короля Гетои, потомка Дингаана. Как рассказывает сам президент АНК в своей биографии «Отпусти мой народ», это была женщина строгих правил, единственной ее страстью было чтение Библии на зулусском языке.

— Когда Лутули сместили, нам дали нового вождя, — с презрением говорит Мэри. — Но никто его не уважает, это ничтожный человек.

В субботу в резервате собираются отпраздновать две свадьбы. Мэри считает, что, воспользовавшись суматохой, можно будет попробовать проникнуть к Лутули.

Одна свадьба состоится на холме у людей, все еще храпящих верность зулусским обычаям. Другая — у учителя, который живет как раз напротив старого вождя, учитель выдает дочь за врача-африканца. «Буржуазный брак», — смеется Мэри.

Меня, конечно, тоже пригласили на праздник. И в субботу утром мы. идем по направлению к холмам, где должна состояться зулусская свадьба.

— Вообще-то, — рассказывает по дороге Мэри, выглядевшая, как и две ее подруги, очень элегантно — все трое в шляпах и розовых перчатках, — это христианская семья, но так как жених хочет взять в жены еще одну женщину, у которой от него ребенок, свадьбу играют по старинному обычаю, разрешающему полигамию.

Я провела совершенно необычный день. Впервые в этой стране я чувствовала себя свободно. Народу тьма, и все веселятся от души. Эти люди, которым запрещено всякое общение с белыми, встречают меня очень приветливо, их не удивило и не насторожило мое появление.

Когда я предложила свои услуги женщинам, чистившим овощи, они приняли это как должное, их позабавило, что белая женщина тоже умеет готовить острый соус к просу с бараниной.

Свадьба в общем-то похожа на все здешние свадьбы: ребятишки гоняются наперегонки, а если они слишком уж расшумятся, бабушки стараются успокоить их; мужчины играют на флейте или на гитаре, потягивая «пиво банту», молодежь флиртует в уголке под неусыпным оком кумушек, старики рассказывают друг другу истории из тех времен, когда они еще были воинами или пасли несчетные стада.

А между тем полицейская машина остановилась невдалеке, у поворота дороги, и ведет наблюдение за этим многолюдным мирным собранием, опасаясь, видимо, внезапных волнений.

Все гости выходят в поле, они окружают почтенных старцев обоих семейств, — по обычаю, те должны поведать друг другу историю своей семьи и племени. Дед жениха превозносит свою родословную. Повествование свое он сопровождает зулусскими песнями и танцами. Должно быть, то, что он рассказывает, очень смешно, потому что все громко хохочут. Мэри говорит мне со слезами на глазах:

— Понимаешь, все это жалкая пародия. Мы не в силах забыть, что когда-то племена наши были могущественны и богаты и владели всей страной. А теперь нас загнали за решетку, точно диких зверей в Крюгер-Парке, и мы повторяем бессмысленные движения.

Она говорит правду, потому что дед невесты, который, в свою очередь, должен восславить свое семейство, вдруг заплакал, а потом затянул бесконечно печальную, долгую песню.

И хотя горе их глубоко, радость все-таки берет верх, когда начинается церемония вручения подарков. Невеста, на которой до этого момента было длинное белое платье и прозрачное покрывало, уходит в сопровождении девушек на другой конец поля и раздевается до пояса. Потом, не долго думая, снова натягивает обычное платье и шляпу. Мужчины несут ей подарки, которые она должна вручить женщинам нового своего семейства. Тут и одеяла и простыни с вышитыми на них изречениями и сердцами, стулья, куры и даже корова.

Начинается танец, и кажется мне, будто я снова на Кубе. Девушки с подарками в руках медленно двигаются по полю, поют и в такт песне покачивают бедрами, прижав локти к телу, время от времени в их песню врываются пронзительные звуки свистка, это свистит хорошенькая маленькая девочка. В Сантьяго-де-Куба это называется una tremenda pachanga[66].

Остаток дня можно было бы так же приятно провести здесь, на холмах. Я предлагаю одному из братьев невесты, с которым мы разговорились, потанцевать со мной, он отвечает, что это невозможно. Я с удивлением жду объяснений, и он смущенно продолжает: «У нас в стране есть закон, который запрещает это. Нам пришлось бы заплатить штраф. Вы и так сегодня позволили себе лишнее». Мэри тоже так считает, она говорит, что лучше нам уйти на другую свадьбу.