Афорист - [51]

— Они такие же, как мы. Вся их мораль — политическая маска.

— А это значит, братишка Автор, ничего у них не получится. Они нас не одолеют, потому что у них нет перед нами никаких преимуществ.

— Я старобывший человек. Какой с меня спрос? — трепыхался Терентий.

— А что ещё в свою пользу можешь добавить? — лениво поинтересовался Параскева.

— Знаю аборигенский язык. Я дружил с вами в детстве.

— Детство — возраст несознательный. А вот, что язык знаешь, хорошо. Ну–ка, скажи что–нибудь!

И старик сказал. Произнес по–аборигенски, что вспомнилось. Прозвучало такое, что атаман просто не мог не застрелить его на месте.

Тело было брошено, как попало, словно ненужная одежда впопыхах.

И вот я увидел поразительное знамение. Семь Ангелов несли последние бедствия. Последними названы они — ибо с ними оканчивалась ярость Божия.

И предстало предо мной нечто подобное кристаллическому морю, охваченному огнём. А в нём я увидел тех, кто победил зверя, его изваяние, его число, означающее имя его. Они стояли у моря, держа гусли Божии. Они пели песнь слуги Божия Моисея и песнь Агнца: «Велики и чудны дела твои, Господи Боже Вседержитель! Праведны, истинны пути Твои, Царь святых! Кто не убоится Тебя, Господи, и не прославит имени Твоего? Ибо Ты един свят. Все народы придут и поклонятся перед Тобою, ибо открылись суды твои!»

После этого отверзся храм небесный, храм скинии (шатра) свидетельства. И семь Ангелов с семью последними бедствиями вышли из храма, облачённые в чистые льняные сверкающие одежды, перехваченные на груди золотой перевязью. И тогда одно из четырёх животных существ подало этим Ангелам семь золотых чаш, наполненных гневом Божиим.

А храм заполнился дымом славы и силы Божией. И никто не мог войти в него, доколе не закончились семь бедствий, принесённых семью Ангелами.

Политика губила цивилизации.

Всё происходит неправильно. И это правильно. Иначе было бы скучно. Пур — Шпагатов.

Если вы попали в беду, обращайтесь к еврею. Генри Миллер.

Золотыми туннелями лета

Я лечу, моя песенка спета.

Неприятность суровая эта

Неприятна вдвойне для поэта.

Не мои теперь белые розы.

А мои теперь заросли прозы.

Там блуждаю один, безоружный—

Неприкаянный весь и ненужный.

Мне по возрасту эти игры,

Но совсем не по нраву тигры…

(Рифма «титры» лучше, но есть в ней изъян).

Наши колготки носят самые красивые женщины. А красивы они потому, что носят наши колготки. Реклама.

Диаграмма. Диафрагма.

Танцы бывают разные. Я люблю, когда танцует кровь. Муст.

Женщина с гоголевским носом.

Кристина Х. — королева фламенко — отличается от других танцовщиц тем, что многим из них уступает красотой лица, совершенством фигуры. Так чем же она взяла?

Тем, что способна исчезать в танце. В танце нет её — Кристины Х. Только танцующее нечто, то есть сам фламенко.

Фламенко. Фламинго.

Отвечает по телефону, словно из блиндажа.

О, эти голоса замужних, но не любимых! Скажу ещё точнее — разлюбленных! По телефону особенно видно, что голоса эти бесцветны, тени голосов.

Говорят они — о чём у них ни спрашивай — лишь об одном: о невостребованности своей.

Всегда хочется — о чём бы ни вёл с ними речь — сказать: «Детка, не мучайся! Не любит — и не надо! Скорее беги на свежий воздух. Там непременно и очень быстро найдётся то, чего ты так несправедливо лишена!»

Несдержанный на язык — потенциальный самоубийца. Именно несдержанность эта и является его орудием смерти.

Муст — Вовс:

— Мы должны всюду успеть. Наш — пока что малый — народ обязан всему научиться, во всём обозначиться. Наука, искусство, спорт — во всех сферах бытия мы будем первыми. Только таким образом мы сможем избежать подобное пережитому.

— Твоя философия ввергнет нас в ещё более худшую историю. Очень уж эта установка напоминает мне кое–кого.

— Ты имеешь в виду гонимое отовсюду племя обрезанных распинателей?!

— Я имею в виду, прежде всего, тех, кто попытался однажды это племя уничтожить.

— Вся история человечества — это книга бед и ужасов, насилия и кровавых смертей.

— Бог не даёт нам такого права — мстить. И разве только нам принадлежит этот мир?

Верному Бог помогает (народная мудрость).

Зло не так опасно и страшно, когда знаешь, что оно есть (автор неизвестен).

Дирижёр щепотью осенил оркестр, и музыка возникла. Автор.

Каталажка (Холоша — Мусту):

— Ты опасный человек. Ты сеешь вокруг себя безумие. Ты разносчик самой страшной инфекции.

— Где–то я уже слышал эти слова. Спасибо за то, что ты сказал, то есть повторил их. Они мне на многое открывают глаза.

— О чём ты глаголешь, абориген?!

— У меня к тебе просьба: делай своё дело быстрее и без оскорблений моего национального достоинства. Или убей!

— Не рассчитывай, это слишком лёгкий исход. Я не стану твоей жертвой. Я не застрелю тебя. Я, в крайнем случае, прокляну тебя! А это хуже смерти. Ты знаешь.

— Ну, спасибо! А то у меня голова разболелась. Я не хочу умереть, как собака.

— Зато других ты приговаривал. И, может быть, сам и казнил?!

— Это невозможно доказать.

— Пожалуй. Но всё равно ты и такие, как ты, казнить сами себя будете. Сначала вы уничтожите врагов, если, конечно, сумеете. А потом приметесь за своих.

— С какой стати? Мы себе не враги.