Афера - [33]

— Кип? — удивляется он.

Элиху встречает меня с распростертыми объятиями. Мы обнимаемся. Он хлопает меня по спине. От него пахнет потом, дубом и вином.

Сделав шаг назад, он оглядывает меня.

— Бог ты мой, — говорит Элиху, и мне неясно, подразумевает ли это восклицание благодарность или сожаление. — Ты только погляди на себя.

— Спасибо, — отвечаю я.

— Я как раз бочки проверял. Проходи.

Он ведет меня в дом. Тут прохладно и темновато. Вдоль стен тянутся ряды дубовых бочек. От них исходит предательски сладковатый запах брожения и гнили.

— Хочешь попробовать? — предлагает Элиху. — Этим урожаем я особенно горд.

Он берет со стены дозатор — длинную, полую стеклянную трубочку — и опускает ее в бочку через отверстие в крышке. Затем зажимает конец пальцем и вытаскивает трубочку, заполненную жидкостью гранатового цвета. Элиху подносит ее к бумажному стакану. Потом убирает палец, и вино оказывается в стакане. Он протягивает мне его, уверяя:

— Божественный напиток.

Я отпиваю. Вкус как у виноградного сока, только с кислинкой.

— Что скажешь? — интересуется Элиху.

— Неплохо, — отвечаю я.

— Похоже на виноградный сок, правда?

— В каком-то смысле да.

— Да уж, — вдруг сникает он. — Не очень-то у меня получается.

— Вино совсем не плохое, — возражаю я.

— Может, через несколько лет станет лучше… — мечтает он. — Ведь с течением времени все меняется в лучшую сторону.

Я возвращаю ему стакан. Элиху выбрасывает его в мусорное ведро. У меня нет желания с ним спорить, хотя очевидно, что заявление это очень спорное.

* * *

Обедаем мы на улице, сидя на страшной жаре за складным столиком позади дома. Сюда же прибрел пес. Он залез под стол и с мученическим видом улегся у наших ног. У Элиху сегодня на обед хрустящий французский багет, сыр бри, оливки, ветчина прошутто и бутылка вина. Он наливает мне вина и поднимает свой бокал:

— Твое здоровье!

— Твое здоровье, — откликаюсь я.

Я пробую вино.

— Вот это совсем другое дело. Очень вкусно, — уверяю его я, надеясь польстить.

— Его делает тот засранец с другой стороны горы. Компьютерщик.

— Прости.

— У него хорошее вино, — все же признает Элиху. — Может, в один прекрасный день и у меня такое получится.

— Зато есть к чему стремиться.

— Да уж.

Мы едим в тишине.

— Так ты теперь свободный человек, — нарушает наконец молчание Элиху.

— Ага.

— Я бы тебя навестил, — уверяет меня он. — Но сам понимаешь, ехать было далеко.

— Понимаю.

— А я уже пожилой человек. — Это он так извиняется, что не навестил меня в тюрьме.

— Я знаю, — отвечаю я, глядя ему в глаза.

Элиху Катц был другом моего отца. Элиху приглядывал за мной после его смерти: помогал организовывать аферы, прикрывал меня, давал бесценные советы. Однажды, когда я по глупости облапошил одного политика, оказавшегося приятелем прокурора округа Сан-Франциско, Элиху выбросил козырь, который приберегал для себя — фотографии окружного прокурора в компании совсем юного мальчика. Не миновать бы мне тогда тюрьмы, но Элиху спас меня, и с тех пор я в неоплатном долгу перед ним. Хотя, надо признать, платить мне, в общем-то, и нечем.

Элиху отошел от дел пятнадцать лет назад. Он взобрался на вершину горы, чтобы там проживать свои сбережения и осуществлять давнюю мечту — делать вино. Он говорил, времена меняются: дни великих афер прошли, жертвы стали умнее, полиция спуску не дает, да и от других преступников можно ждать чего угодно. Он хотел уйти по своей воле, пока у него еще был выбор.

При этом определенные связи у него сохранились — и в Сан-Хосе, и в Сан-Франциско.

— Так чем я могу тебе помочь? — спрашивает Элиху.

— Тоби в беде, — объясняю я.

— А подробнее?

— Он задолжал. Русским. Знаешь Сустевича? Профессора?

— Вор, — брезгливо бросает Элиху, вгрызаясь в ломтик хлеба и отрывая от него кусок.

— И поэтому я собираюсь провернуть одну аферу.

— Кто жертва?

— Эдвард Напье.

— Из Лас-Вегаса?

— Теперь он проводит много времени в этих краях.

— Сколько хочешь взять?

— Двадцать пять.

— Сустевич в доле? — интересуется Элиху.

— Да, в определенном смысле, — киваю я.

Элиху обдумывает мои слова. Он наклоняется, берет ломтик прошутто, кладет на хлеб и откусывает немного.

— Знаешь, а ведь тебя поймают, — в итоге решает он.

— С чего ты взял?

— Многовато акул вокруг. Сустевич, Напье. Они свое отъедят, а вот тебе немного останется. Почему бы тебе уж заодно не обчистить президента США?

— Погоди, а он разве тоже где-то неподалеку? — удивленно восклицаю я.

— Даже если ты получишь деньги, тебя все равно найдут.

— Я уже придумал сирену. Я собью их со следа.

— Слишком уж они умны.

— Нет ничего невозможного.

— Конечно, ничего невозможного не бывает, — признает Элиху. — Вопрос лишь в том, по силам ли это тебе.

— У меня нет выбора.

— Есть.

— Тоби без меня пропадет.

— Тоби уже взрослый. Он сам принимает решения.

— Я не могу допустить, чтобы его убили.

— Посади его на поезд. Пусть исчезнет на несколько месяцев.

— Ты не знаешь Тоби, — вздыхаю я.

Элиху пожимает плечами, словно давая понять, что Тоби он не только не знает, но и знать не желает.

— Чем я тебе могу помочь?

— Мне нужны люди для сирены. Они должны быть убедительными. Эдакие бравые ребята из ФБР.

— С этим я могу помочь, естественно, — говорит Элиху.