Афанасий Фет - [48]
Унылое впечатление скрасила радостная встреча с Борисовым. По утверждению этого добряка, люди в полку были «отличнейшие»; состоявшиеся знакомства с однополчанами эту рекомендацию если не оправдали полностью, то и не совсем опровергли. Корпусной командир барон Дмитрий Ерофеевич фон Остен-Сакен (чтобы представиться ему, Фет ездил в Елисаветград, где находился штаб корпуса) произвёл впечатление человека «домашнего», доброго и даже отчасти стеснительного. Командир полка Александр Николаевич Энгельгардт, в это время отсутствовавший, впоследствии тоже оказался человеком приветливым. Необходимые бумаги были оформлены быстро, и 21 апреля 1845 года Фет был зачислен юнкером в первый эскадрон.
Поселился он на первых порах в одной из двух комнат в небольшом домике, который снимал Борисов, на улице, «выходящей на обширную площадь, часть которой была занята деревянными торговыми лавками, окружёнными галереей с навесом»>{184}. Друзья завели общее хозяйство, что поначалу казалось удобно и выгодно: Фет получал от Шеншина 300 рублей, а его не считавший денег друг — 600 рублей от того же Шеншина как своего опекуна. К тому же борисовский слуга обладал искусством хорошо накормить господ за умеренную сумму. Пошив полную кирасирскую форму из толстого армейского сукна (этот расход практически сразу опустошил его кошелёк и вынудил обратиться к Афанасию Неофитовичу с просьбой о новом пособии), Фет приступил к учениям. Пешие упражнения у вахмистра Лисицкого были несложными, труднее давалось учение конное: эскадронный вахмистр Веснянка обращался с новичком беспощадно, а затем передал его тому же Лисицкому, который в этом отношении не отставал от него и гонял юнкера по кругу на длинной верёвке-корде «чуть ли не на такой лошади, на которой никто не ездил»>{185}. Тяжело проходили и упражнения в маршировке, особенно «с урожьем» тихим шагом. Но это временное обстоятельство нужно было перетерпеть, чтобы вскоре получить первый офицерский чин, дававший право на дворянское звание.
Этим надеждам Фета не суждено было сбыться. В разгар фетовского учения, 11 июня 1845 года, вышел царский манифест, согласно которому отныне на статской службе лицам недворянского происхождения потомственное дворянство давал только чин статского советника (V класс по Табели о рангах), а на военной — чин майора (VIII класс). Это означало, что теперь, чтобы стать дворянином, надо было служить уже не около года, а вряд ли менее 15–20 лет; в экстраординарных обстоятельствах процесс мог занять меньше времени, но в любом случае должен был отнять изрядную часть жизни, едва ли не лучшие годы молодости. О своей реакции на эту новость Фет не распространялся, но догадаться о ней нетрудно. Видимо, отступить было уже невозможно, и он решил смириться и «посвятить себя службе»; это словосочетание в николаевское время давно утратило тот высокий гражданский смысл, которое ещё могло иметь в декабристскую эпоху. Теперь оно означало «тянуть лямку», выполнять рутинные ежедневные обязанности, дожидаясь «производства», ордена и отставки с правом ношения мундира и пенсией.
Армия в мирное время представляла собой разновидность бюрократии, в царствование Николая I пронизавшей всё. Боевая подготовка сводилась к летне-осенним лагерям-«кампаментам» и смотрам в присутствии высочайших особ и самого императора, на которых войска демонстрировали умение двигаться по линиям, эффектно разворачивать шеренги, маршировать колоннами к назначенным местам. Фету придётся участвовать в нескольких таких смотрах, испытывая вместе со всеми сослуживцами страх совершить неверное движение, вызвать недовольство неопрятным внешним видом, чувствуя усталость от нервного напряжения, радуясь тому, что смотр прошёл хорошо и государь «доволен». К этому прибавлялся страх безнадёжно испортить белый суконный колет — полуфрак, составлявший основное обмундирование кирасира и стоивший 70 рублей — для скромного младшего офицера деньги огромные. Манёвры и смотры напоминали масштабное театральное представление, отнимавшее много сил и нервов; но нельзя сказать, что Фет испытывал от них только негативные эмоции. «Однообразная красивость» построения, слаженные перемещения масс людей, движущиеся по сложным траекториям колонны, несомненно, нравились ему и как поэту. Позднее в очерках «Из деревни» он напишет: «Кто не понимает наслаждения стройностью, в чём бы она ни проявлялась, в движениях хорошо выдержанного и обученного войска, в совокупных ли усилиях бурлаков, тянущих бечеву под рассчитанно-однообразные звуки „ивушки“, тот не поймёт и значения Амфиона, создавшего Фивы звуками лиры[17]»>{186}.
В остальное время служба, проходившая «на поселении», была необременительной. Сам Фет писал позднее: «Что бы там ни говорили, но кавалерия на поселениях каталась как сыр в масле. В конюшни доставлялось сколько угодно превосходной июньской травы, и лошади выходили освежённые и точно смазанные маслом после месячного продовольствия. Офицеры, имевшие малейшую возможность бежать, уезжали домой чуть не на целое лето, т. е. до августа, до дивизионного кампамента…»
