Адвокат с Лычаковской - [5]

Путешествовал киевский адвокат вторым классом, заплатив за билет в желтый вагон[10] двенадцать рублей пятьдесят копеек. В его положении это были бешеные деньги. Даже хотел сэкономить, поехать третьим, за восемь шестьдесят. В последний момент передумал. И пока колебался, места разобрали — сразу несколько выкупила ортодоксальная еврейская семья. Клим опасался шума, от которого наутро голова будет гудеть. Но получилось наоборот. Дети, двое пейсатых мальчиков с разницей примерно в пару лет, и девочка помладше, сидели тихо, а когда поезд оставил позади Фастов, мама начала укладывать их спать. Мужчины, старший и младший, судя по всему — тесть и зять, разговаривали в коридоре тихо.

Из любопытства нашорошив уши, Кошевой разочарованно вздохнул: разговаривали на идиш, которого он не понимал. А хотелось знать, с какой целью путешествует эта семья. Вполне возможно, старший решал в Киеве разные хозяйственные вопросы. Впрочем, это предположение Клим сразу отверг — в таком случае мужчины не обременяли бы себя женщиной с тремя детьми. Скорее всего, семья перебиралась на Запад, потому что дела в Киеве становились для них все хуже. Большого багажа пассажиры при себе не имели, что косвенно подтвердило именно такую версию: недвижимое имущество распродали, остальной скарб отправили вслед за собой отдельным грузом.

Время от времени евреи бросали в его сторону подозрительные взгляды. Вряд ли чувствовали со стороны своего соседи опасность. Наверное, им было в его присутствии не слишком уютно.

Поэтому Кошевой решил оставить их хотя бы на немного, поднялся и прогулялся до вагона-ресторана.

Там тоже не нашел покоя.

Во-первых, не было желания и возможности тратиться на ужин. Сидеть же просто так не собирался, да и не принято. Во-вторых, его нерешительность неправильно оценила компания ровесников, когда пригласила к своей компании.

Похоже, они засели тут давно. От поднятого ими шума качался весь вагон — так, по крайней мере, Климу показалось. Кроме них, в углу за столиком пристроился интеллигентного вида господин с бородкой, в пенсне и тужурке инженера. Примостивши рядом на столе фуражку и положив на скатерть локти, он жарким шепотом убеждал в чем-то даму моложе себя вдвое. Хоть и была одета, как киевская мещанка, выглядела особою иного, высшего статуса. С инженером не говорила, больше слушала, иногда бросала в ответ несколько фраз, чем собеседника совсем не успокаивала и не радовала. Заводился все больше и, поглядывая на компанию, понижал голос, сильнее втягивая голову в плечи.

Кроме них, в ресторане сидел еще один посетитель. Толстенький лысоватый дядечка, чем-то похож на университетского доцента, хлебал чай, грыз бублики и читал газеты. Одну, уже прочитанную, или на очереди, подложил под левый локоть, прижав к поверхности столика. Кошевой скользнул взглядом, увидел часть названия, понял — «Русское слово»[11]. Другую, в которую «доцент» углубился, Клим также узнал — «Киевские губернские ведомости»[12]. Шумная троица явно мешала, потому что дядечка время от времени зыркал поверх газетного листа, супил густые брови, потом молча делал глоток чая, откусывал бублик и снова погружался в чтение. Местный официант наверняка изучил поведение «доцента» — только тот допивал стакан, как ему уже подносили следующий, забирая спустошенный.

Сперва Клим не собирался задерживаться тут. Но один из группы позвал к себе. Решил — ему просто не находилось места. Поэтому широким жестом пригласили присоединиться, поставили рюмку и громко, хором, заказали еще графин водки. Кошевой выпил и закусил поджаренной ветчиной, хоть перед отъездом подпитался дома. Но решил отныне и дальше не отказываться: поезд вез в неизвестность, когда следующий раз удастся перекусить-неизвестно.

Новые товарищи знакомились, называли себя, но Клим не задержал в памяти ни одного имени. Знал — с молодыми купчиками ему точно не по дороге. Не из-за пренебрежения, наоборот — среди его клиентов преимущественно были помещики и промышленники среднего звена. Буквально, цель их путешествия была разной. Кошевой — вынужденный эмигрант, по сути — сбежавший из родного города, чего, конечно же, не сказал, ограничившись общим «по деловым вопросам». Товарищество — на воды. Сначала в Трускавец, потому что наслушались про новый европейский курорт[13], и там уже ждут отправленные заранее их пассии. Далее — в Баден-Баден, для сравнения. Один из компании оказался сыном какого-то «спиртового короля» из-под Полтавы, киевские друзья вытащили его с собой и время от времени называли галушкой. Может, тот и обижался, но старательно делал вид, что ему нравится.

Когда троица стала допытываться, по каким таким делам новый товарищ едет во Львов и не готов ли он плюнуть на все и поехать с ними, чтобы увидеть немного мира и познакомиться, если повезет, с хорошей девицей, Клим понял — пора. Извинился, выпил на посошок, сослался на головную боль и быстренько убрался прочь. Не волновало, что о нем подумают купчики и думают ли вообще.

Кроме него, вагон-ресторан не покинул никто из тех, кто сидел там раньше.

Рано утром, когда поезд остановился в Волочиске и пассажиры на границе начали показывать паспорта для проверки, Кошевой что было сил старался держаться спокойно и уверенно. Даже заставил себя улыбнуться пограничному офицеру. Тот взглянул на него, пожал плечами, взял паспорт, полистал и вернул. Вдруг, заметив что-то краем глаза, резко повернулся к окну, не выпуская документа из рук. Взглянув туда же, Клим увидел: старший офицер-пограничник и двое жандармских унтеров в форме зажали на перроне в клещи вчерашнего инженера. Тот был без фуражки, растрепанный, размахивал руками и что-то рьяно доказывал им.