Как начало смеркаться, он не выдержал — попросил гостя уйти.
Точнее, не совсем гостя. Ведь русый, давно не стриженный молодой человек с быстрыми глазами, который запросто расположился в соседней комнате, пришел не с деловым или частным визитом. Он не знал курносого лично. Раньше они не встречались. Да и не имел хозяин ничего конкретно против этой персоны: на месте этого россиянина мог сидеть другой. Брюнет, блондин, рыжий, даже лысый.
Его не раздражало, что курносый курит дешевую махорку, а не приличные фабричные сигареты, сделанные в Винниках[1]. Табачная промышленность в провинции за последнее время пошла далеко вперед, газеты писали: вскоре планируется изготовление собственных сигар. Не уступят кубинским, а будут стоить дешевле. Правда, городская аристократия все равно поначалу будет платить за оригинал охотнее, чем продукт того же качества, но сделанный собственными силами…
Бог с ними, с сигаретами: такие, как парень в соседней комнате, далеки от соревнований в напыщенности. И совершенно равнодушны к тому, что и какого качества предлагает любая промышленность. Научившись курить махорку, будут смолить ее дальше, до конца жизни. Пусть хоть мир станет дыбом.
Между прочим, к тому идет.
С началом нового, двадцатого века все вокруг словно вдруг сдурело, рвануло вперед, будто стремясь любой ценой победить в необъявленных гонке. И выиграть какой-то огромный, словами не описать, главный приз. Но молодые люди с мировоззрением этого курносого поклонника крепкой вонючей махры счастливы — не чувствуют стремительных изменений вокруг. И точно не понимают, в какое время живут, в каких процессах невольно участвуют. И вообще, во что влипают.
Для таких идти по улице с револьвером в кармане — уже приключение. Которое они готовы переживать снова и снова, со дня на день. А если придется пустить заряженное оружие в дело, можно смело сказать: жизнь удалась, больше ничего не надо, погибать — так погибать.
Главное: смерть будет в бою.
Желательно — на глазах у зрителей, при большом скоплении народа.
Молодого курносого россиянина приставили к нему охранником на время, пока то, что надо передать, будет храниться в его квартире на Нижнем Лычакове[2]. Чемодан принесли утром, их было двое. Русый сопровождал главного курьера. Разумеется, тот был среди них двух старшим, и не только по возрасту. Выглядел неким колобком, все у него круглое: голова, брюшко, еще и ходил перевальцем, словно катился.
Однако сразу было видно: патлатый слушается кругленького. Совсем не возражал, слова кривого против не сказал. Не спросил ничего, когда главный велел оставаться у пана адвоката до утра, пока за саквояжем не придут. Молча кивнул, дальше показывая себя не слишком разговорчивым. Расположился в комнате, служившей спальней. Примостился в кресле. Ноги в стоптанных грязных ботинках забросил на хозяйский стул. Натянул на глаза суконный мещанский картуз и так замер, скрестив руки на груди.
Поведение охранника делало его похожим на удава. Живого змея, конечно, он не встречал. Однако читал в различных популярных журналах о путешествиях, где авторы описывали свои впечатления от увиденного в диких частях света. Удав, писалось, по большей части или спит, или охотится. Поймав добычу, пожирает ее медленно, потом так же без спешки переваривает. Все это время лежит тихо, может показаться — огромный гад спит, а значит, не следует бояться. Однако грубая змея в таком состоянии даже страшнее. Ибо горе тому, кто умышленно или случайно потревожит удавов покой. Говорят, на людей не нападает без нужды. Но подобные случаи опасны тем, что змей защищается, на уровне инстинкта чувствуя для себя угрозу. Пусть это не так, пойди объясни плоскоголовому…
Своим обманчивым спокойствием охранник в спальне напоминал ему почему-то именно ту огромную гадину. Будто спит постоянно. Ладно, пусть дремлет. Но стоит хозяину встать из-за письменного стола, пройтись по комнате или просто подвинуть стул, усаживаясь удобнее, курносый был уже тут как тут. Призраком вырастал в проеме дверей с револьвером, зажатым в сильной, привычной к оружию руке. Хозяин даже позволил себе предположить: ложку или вилку этот тип держал не так часто и привычно, как рукоятку кольта. В таких случаях успокаивал неожиданного жильца жестом. Тот кивал, совал «железку» обратно в карман широких штанов, возвращался на пост и закуривал. Провоняв очередной раз квартиру дешевой махоркой, охранник снова замирал. Будто для него выкуренная сигарета была тем же, чем для удава — очередной съеденный кролик.
Так продолжалось весь день.
Пришлось написать и вывесить на дверях уведомление — очень извиняюсь, шановне панство, сейчас приема не будет, заболел, просьба приходить через два дня. Сначала отметил завтрашнюю дату, 6 июля, и затем добавил еще сутки. Саквояж ждут давно, он и сам не собирался долго хранить посылку у себя. Но учитывал один важный нюанс: именно завтра, по стечению обстоятельств, тот, для кого чемодан передали, вызван к следователю, в полицейский департамент Центрального района. Сколько промаринуют там — один Бог ведает. Вполне вероятен вариант, что просто в кабинете арестуют. Небольшой процент, от одного до двух, однако существовал.
