Адрес личного счастья - [20]

Шрифт
Интервал

Голец резко и упруго качнулся, опускаясь и подтягиваясь, шумно выдохнул и произнес, уже не рассчитывая, что Клавдия его услышит:

— Ох, погоди, стерва! Ты еще пожалеешь!

Вагон с Гольцом как раз поравнялся с бригадой работающих путейцев. Там, размахивая руками, Михаил Мазур звонко ругался с бригадиром.

4

Сергей Павлович Нырков скверно спал, встал с тяжелой головой, долго слонялся по комнатам в халате, не знал толком, чем заняться, а до начала рабочего дня оставалось еще целых полтора часа…

Он нехотя спустился на второй этаж, вынул из почтового ящика газеты, на ходу развернул, посмотрел заготовки. «Все рассусоливаем, уговариваем, разъясняем… А что разъяснять, когда и так все ясно: требовать надо! Жестко и внятно. По-хорошему ведь никто понимать не хочет! Сознательность не та. А начинать надо с элементарного: заставить каждого выполнять свои прямые обязанности — и все! Разве так работали раньше?.. Ночами из кабинетов не выходили. И ведь результаты какие были! Исторические! Эпоху, можно сказать, обгоняли! А сейчас?.. Молодежь одна чего стоит! Разболтались — дальше некуда!.. О-хо-хо! Куда идем? Куда катимся?..»

Глухое раздражение Сергея Павловича не унималось, а только росло и будто бы пульсировало в нем в поисках выхода. Но никакого такого выхода не находилось, потому что Нырков, вероятно, даже себе не признался бы в причине своего недовольства. Дело было даже не в том, что торжественная встреча состава Семака сразу пошла не так, как предполагалось. А все началось как раз с того момента, когда вдруг сюда влезло телевидение, и какая-то мелкая там сошка, всякие десятые помощники режиссеров телепередачи принялись отдавать команды так, что получалось, он — председатель Дорпрофсожа — будто бы уже никому не нужен и даже само его присутствие чуть ли не вообще бесполезно. Все это, оставалось в Сергее Павловиче невысказанным впрямую, а только выражалось общим вздохом: «Нет порядка. Нет. О-хо-хо!»

Скверное настроение начальника Янечка уловила, как только Сергей Павлович появился в приемной и, буркнув «драст…», прошел в свой кабинет председателя комитета профсоюза дороги, обдав секретаршу ароматом польского крема для бритья.

Янечка заглянула в кабинет, участливо спросила:

— Сергей Павлович, вам порошки?..

Председатель Дорпрофсожа медленно растирал виски и вместо ответа досадливо поморщился.

— Может, прилегли бы, Сергей Павлович? На вас прямо лица нет!

— Вот-вот! Мода пошла: чуть где кольнет — сразу на бюллетень! А кто работать будет?.. Ну что вы стоите, Яна Васильевна? Занимайтесь своими непосредственными делами!

Секретарша исчезла. Сергей Павлович тяжело встал, прошелся по кабинету и остановился возле застекленного шкафа с книгами. Несколько секунд он стоял неподвижно, бессмысленно глядя на тусклое пятно — отражение своего лица. Его, Сергея Павловича Ныркова, председателя профсоюза одной из крупнейших в Союзе дорог, лица. Вернувшись взглядом к свернутому набок еще в детстве носу, Сергей Павлович брезгливо поморщился и, пробормотав: «Ерунда какая-то…» — отодвинулся от шкафа. Нервы подводят. Нервы. А психические нагрузки растут…

Сергей Павлович прошелся по своему огромному кабинету, выпил воды. Невольно опять остановился у шкафа и медленно провел указательным пальцем по стеклу. Остался длинный след. Сергей Павлович вытер платком: палец, грузно упал в кресло и нажал на кнопку звонка.

Тотчас же в дверях возникла Яна Васильевна.

— Вам плохо, Сергей Павлович? — Она обеспокоенно подошла к Ныркову, потому что председатель Дорпрофсожа сидел с закрытыми глазами.

Не меняя позы, Нырков раздельно и отчетливо произнес:

— Узнайте фамилию, Яна Васильевна.

— Чью фамилию, Сергей Павлович?

— Дежурной.

— Какой дежурной, простите?

Нырков открыл глаза и коротко бросил:

— Вы меня стали плохо понимать, Яна Васильевна?

Секретарша растерянно потупилась, а Сергей Павлович проговорил, отделяя каждое слово паузой:

— Узнайте фамилию дежурной уборщицы. — Затем добавил уже примирительно: — Мне народ принимать, а в кабинете безобразие творится! — Он кивнул в сторону шкафа. — Пылища кругом!

Янечка ушла, но Сергей Павлович, будто что-то вспомнив вдруг, тут же снова вызвал ее и потребовал соединить с начальником дороги Ревенко.

5

Дорофей Семак переволновался в то утро — даже не ожидал, что предстоящий день так выбьет его из колеи. Конечно, это совсем не то волнение, какое бывает у двадцатилетнего мальчишки, которому доверили впервые вести локомотив, но пока Семак шел от дежурного по депо к цеху ремонта принимать тепловоз, мысли его как-то суматошно (что, в общем-то, ему было несвойственно) то возвращались к высоковольтной камере (не забыть просмотреть все контакты!), то перескакивали на дизель, где надо проверить топливные насосы и форсунки, редукторы, валы, главный генератор. И в то же время уж кто-кто, а он-то знал, что за пятнадцать — двадцать минут головоломные дефекты никак не выявишь, волей-неволей придется полагаться на ремонтников. Хуже нет, когда начинаешь гадать, что может случиться в поездке. А что не может?..

Было ведь такое в прошлом году, как раз в эту пору: сам главный механик с лучшей бригадой готовили локомотив под один очень ответственный поезд. Казалось, от всего застраховались — двоих машинистов-инструкторов посадили с локомотивной бригадой, так на тебе: на перегоне заклинило тяговый двигатель! Еле дотянули до станции с опозданием на два часа. На все депо позор пал…


Рекомендуем почитать
Такие пироги

«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.