Адрес личного счастья - [19]

А другой же, бывает, и гробит себя на работе, и вроде готов за это дело три шкуры с себя снять, а смотрят на него как на дурачка, с усмешечкой. Потому что чувствуют: для себя голубчик старается.

Чай остыл. Не стал дед Егор новый наливать. Открыл буфет, достал мед, положил в чашку две ложки. Две ложки — в самый раз. Натощак. Потому и не умирает дед, что по утрам чай с медом пьет. Самое лучшее лекарство против смерти — мед. Не какая-нибудь там химия. Надо же, до чего додумались — икру черную искусственную делают! Глядишь, скоро и хлеб перестанут сеять, химический изобретут. Но тут уж деда Егора увольте! Не будет он химический жевать.

2

Анатолий Егорович Мазур подъезжал к переезду, когда шлагбаум уже опускался, но буквально под планку с противоположной стороны переезда успел проскочить «рафик» с надписью «Телевидение», резко затормозил рядом с газиком начальника отделения, а невысокий толстяк, с которым Мазур вчера только познакомился, помощник режиссера передачи, тут же выскочил из «рафика» и резво бросился к газику, крича еще издали:

— Анатолий Егорович! Анатолий Егорович! У нас все меняется! Так боялись, что не перехватим вас… вот спасибо товарищу Ушакову, он подсказал! — темпераментно кивнул толстяк в сторону неспешно подходившего помощника председателя Дорпрофсожа.

Тот обстоятельно, почти ритуально произнес, протягивая Мазуру руку:

— Рад вас приветствовать, Анатолий Егорович.

Но режиссер, не дав ему больше сказать ни слова, тут же продолжал торопливо объяснять:

— Вчера получено распоряжение давать передачу о Семаке значительно шире и проблемнее. Поэтому все теперь меняется. Задача стоит такая: на фоне, — он подчеркивает, — на фоне встречи машиниста-миллионера покажем весь передовой опыт Узловского отделения! И главным вообще становится ваше выступление! Вы понимаете? Вся передача пойдет в рубрике «Дела пятилетки», а кусок даже планируется в программу «Время». Все дела в сторону — и думайте! Нет, вы ответственность поняли?

— Понял, понял, — усмехнулся Мазур, а Ушаков осторожно, но настойчиво вмешался:

— Простите… э-э-э… Анатолий Егорович, вы меня к управлению не подбросите?..

Мазур открыл ему дверцу и скомандовал шоферу:

— Давай сначала к управлению, а потом на северную горку.

Толстяк еще раз озабоченно повторил:

— Так мы на вас надеемся! — И бегом помчался к «рафику», уже на ходу бросив: — Извините, тороплюсь!

Мазур рассеянно смотрел на приближающийся груженый состав, но тут же заметил и Клавдию, дочь Семака, она шла вдоль насыпи с ярким букетиком цветов. Поравнявшись с машиной Мазура, она кивнула ему, мимолетно улыбнулась.

— М-да… закрутилось… — столь многозначительно произнес Ушаков, почтительно наклонившись к переднему сиденью, что Мазур невольно откликнулся:

— Это вы о чем?

— Да вот… даже не знаю, как тут и объяснить…

Он замолчал, но Мазур безучастно продолжал смотреть на проплывающие перед его глазами вагоны, платформы, цистерны… лес, уголь, машины…

— Большие перемены у нас назревают, Анатолий Егорович…

Мазур молчал, и Ушаков, как-то нервно дрогнув, опять придвинулся к его сиденью, затем доверительно сообщил:

— Дело в том, что нашим дорогим Александром Викторовичем Ревенко не очень довольны в обкоме партии… Как начальником дороги, разумеется… На пенсию ему пора вообще-то… так вот на его замену уже была названа кандидатура…

Мазур только мельком взглянул в зеркальце заднего вида, но как раз и наткнулся там на испытывающие глаза Ушакова. Он отвел глаза, с явно иронической усмешкой поинтересовался:

— И кто же будет вместо Ревенко?

Шлагбаум открылся, шофер Мазура резко тронул с места. Качнувшись, Ушаков с усилием произнес:

— Вы… Анатолий Егорович!

— Ну-ну! — вырвалось от восторга у шофера, и, повернувшись к Мазуру, он тут же лукаво спросил: — А меня к себе возьмете, когда начальником дороги станете?..

Ему, правда, тут же пришлось сильно тормознуть, потому что впереди неожиданно выехал на дорогу самосвал.

— За дорогой смотри! — снисходительно укорил Мазур.

3

Встретив у переезда газик НОДа, Клавдия в глубокой задумчивости пересекла главные пути и шла теперь по междупутью на станции рядом с медленно движущимся составом: локомотив подавал его на горку.

— Э-эй, Клавдя! — раздалось где-то совсем рядом.

Она не сразу сообразила, откуда ее окликнули, подняла голову, затем обернулась, — оказалось, это Фимка Голец. Свесившись с тормозной площадки движущегося вагона, он дурашливо поинтересовался:

— Ты куда это… не спешишь, а?

Клавдия дернула плечом, довольно отчужденно произнесла:

— Я, кажется, просила тебя не называть меня Клавдя!..

— Ну вот еще… А мне, может, так нравится — Клавдя! А что? Нормально. Тебя подвезти? Давай помогу! — Фимка наклонился и потянулся к сумке, свешиваясь еще ниже, вагон теперь шел вровень с Клавдией. Но она решительно свернула в сторону:

— Сама как-нибудь справлюсь!

— Ишь ты какая — не такая!.. — сладостно-злобно протянул он, подтягиваясь на руках обратно на тормозную площадку. И уже вслед ей крикнул: — Фимка, конечно, тебе не подходит! Фимка — работяга, да?..

Клавдия издали взглянула на него и только передернула плечами в недоумении. Ничего даже не сказала.