Адольфо Камински, фальсификатор - [9]

Вскоре я понял, что при должном упорстве и правильном соотношении ингредиентов можно творить чудеса. И действительно много добился. Как ты уже знаешь, первой победой стало исчезновение несмываемых пятен чернил. Я истреблял любые. С тех пор в нашей красильне мне доверяли самые сложные заказы, практически невыполнимые. Из всех окрестных городов и весей ко мне несли безнадежно испорченные кружевные перчатки для первого причастия и шелковые подвенечные платья в ужасном состоянии. Не выводится? Не отстирывается? Отлично, это по моей части.

Главная головная боль начинающего одержимого химика – материальный ущерб, который причиняют окружающим его эксперименты. Поначалу я проводил их у нас на кухне, в маминых кастрюлях и баке для кипячения белья. Однако после нескольких неудач, точнее взрывов, последний из которых вызвал небольшой пожар, мне велели вынести реактивы прочь из дома раз и навсегда.

Поскольку я стал мастером на все руки и регулярно выводил пятна с одежды дядюшки, тот по доброте душевной разрешил мне устроить химическую лабораторию в своем прежнем, заброшенном, доме.

В то время я часто проезжал на велосипеде мимо единственной в Вире аптеки, но не обращал на нее внимания. Пока однажды не заметил в витрине нечто новое, чрезвычайно любопытное – распродажу оборудования настоящей химической лаборатории. Пробирки, перегонные кубы, реторты, колба Вигре с отростком-дефлегматором и прямоточным холодильником – о таком богатстве я и мечтать не смел, тем более не решался спросить о цене… День за днем любовался витриной; лабораторию никто не покупал. Через неделю я отважился войти в аптеку. Мсье Бранкур, аптекарь, расставлял лекарства на полках, что-то насвистывая.

– Тебе помочь, мальчик? – спросил он, наконец заметив, что я впился взглядом в елочный дефлегматор.

– Нет, спасибо. Хотя… Я хотел бы узнать, сколько все это стоит…

– И что ты будешь со всем этим делать?

– Проводить химические опыты.

– Какие именно?

– Разные. Я работаю у красильщика и постоянно экспериментирую. Научился выводить чернильные пятна. Но мне этого мало, хочу добиться большего.

Аптекарь так и не назвал мне цену. Ясно же, что все оборудование вместе стоило целое состояние. Зато показал мне инструменты и приспособления, не выставленные в витрине. К примеру, медный вертикальный микроскоп, на который у меня не хватило бы денег при всем желании. С чуть заметной усмешкой он наблюдал за тем, как я с неподдельным восторгом рассматривал каждую реторту, и, должно быть, проникся ко мне симпатией. Мы долго говорили о химии. Он оказался очень сведущим, настоящим ученым. Доктор наук, а не аптекарь.

Я робко спросил:

– Скажите, можно выкупить лабораторию не сразу, а по частям?

– Хорошо, я придержу ее для тебя. Приходи, как только заработаешь достаточно, и покупай себе потихоньку.

Я экономил на всем, и понемногу химическая лаборатория переселилась из аптеки в старый дядин дом. Бранкур продал мне ее в десять раз дешевле настоящей стоимости и к тому же подарил тот драгоценный микроскоп, что был мне явно не по карману. Все свободное время я посвящал химическим формулам и уравнениям, глотая книгу за книгой. У букиниста в Вире чудом приобрел первое издание знаменитого трактата Марселена Бертло[13], одного из отцов термохимии. Жадно впитывал знания, получая их отовсюду, вплоть до журнала «Советы домохозяйкам», где нашел народные средства, дельные и толковые, поверь!

В погоне за новыми сведениями раз в неделю я добровольно помогал химику на городской маслобойне. Тот в знак благодарности охотно делился со мной своей премудростью и вдобавок награждал кусочком масла. Фермерам, сдававшим сливки, маслобойня платила в зависимости от процента жирности. Брали в расчет только жирность, не вес, не объем, чтобы избежать мошенничества хитрецов, разбавлявших сливки водой. Обязанности у нас были несложные. Простой технологический процесс, обычная реакция восстановления. Образец сливок смешивали с метиленовой синью, помещали на водяную баню и считали, с какой скоростью смесь обесцветится при взаимодействии молочной кислоты и тиазинового красителя. Заскучала? Эти подробности кажутся тебе неважными? Вот и я не придавал им особого значения, не подозревая, что вступлю в Сопротивление благодаря молочной кислоте.

Враги заняли город, выгнали нас с завода, но никаких других изменений в первое время мы не замечали. Война пришла в Вир, но все равно казалась далекой, почти безвредной. Боевых столкновений здесь не было. Чужие войска вошли беспрепятственно. Немецкие солдаты вели себя вполне прилично, безропотно платили за все. Торговцы были счастливы.

Конечно, правительство Виши выпустило первые указы. Нам запретили открывать чековые счета на почте и пользоваться сберегательными книжками. Согласно предписанию от 3 октября 1940 года мы должны были явиться в полицейский участок и зарегистрироваться. Помню до сих пор, как мы с папой отправились туда. В городе нас все знали и уважали благодаря безупречной репутации дядюшки. Дежурный вежливо объяснил папе, что мы не обязаны объявлять себя евреями, коль скоро мы аргентинцы, а не французы. Однако отец стремился во что бы то ни стало выполнить гражданский долг перед Францией безупречно. Я сразу понял, что дежурный не торопился нас регистрировать. И даже тактично намекал: «Хорошо бы вам вернуться домой». Напрасно старался. В конце концов скрепя сердце он все-таки внес в картотеку наши фамилии, имена, даты рождения, адрес. Через несколько дней мы случайно встретились с ним на улице. Он дружески поприветствовал отца и прибавил с хитрой улыбкой: