Адмирал Вселенной - [14]

— А хотел бы ты летать с Алатырцевым?

— Нет. Сережа, я надеюсь, он тебя так и не смог запугать?

— Не смог, — сказал Сергей.

— Так вот. Всякий несчастный случай — это самонаказание. Запишите это, — сказал Долганов. — А вон и наш любимый командир.

— Здравствуйте, товарищи! — сказал Шляпников. — Как делишки?

— Через час поедем, — отозвался Долганов. — Хорошо затянул, Сережа?

— Нормально. Стоп!

— Ну как, Сережа, дела? — спросил Шляпников.

— Нормально.

— Не испугался, говорят, ты грязи.

— Нет.

— Молодец. На навозе вырастают лучшие цветы. Понял, почему нельзя нарушать форму одежды?

— Чтоб не было в авиации разгильдяйства, товарищ командир.

— Правильно. Кто тебя этому научил?

— Долганов.

— Ты, Вася, еще Алатырцева поучи, чтоб не хулиганил в воздухе. На земле хулиганья хватает.

— Его могила исправит, — сказал Долганов.

— Сережа, а в какую сторону гайки крутятся?

— В любую, — улыбнулся Королев.

— Ну, повнимательнее там! — улыбнулся Шляпников и вышел.

— Хочешь, я тебя прокачу между башнями мельницы Вайнштейна? — сказал Алатырцев Сергею.

— Конечно, хочу.

Долганов подошел к Алатырцеву и тихо проговорил:

— Оставь мальчишку в покое. Ты расколешься вместе с ним. Вам хорошо. А мне каково: ведь я мог его тормознуть, а не тормознул. Ты меня понял?

— Понял, Вася.

— Шляпников его прокатит.

— Пусть Шляпников, — согласился Алатырцев. — В самом деле не стоит вводить в его юную кровь вредную бациллу воздушного хулиганства.

Сергей Королев, стоя на деревянном помосте, глядел во все глаза на темный гидроплан, вырезанный в солнечной ряби. Гидроплан слегка покачивался на волне, как чайка. Поплавки, укрепленные под нижними крыльями, изредка захлестывались водой и, появляясь на поверхности, вспыхивали огнем, взятым взаймы у солнца.

Долганов вылез из кабины по пояс, встал левой ногой на сиденье, правой рукой схватился за косую растяжку между крыльями и рывком встал на площадку позади кабины, обитую резиной. Под верхним крылом, на деревянной мотораме, было самолетное сердце — мотор, с пропеллером, вынесенным назад. Долганов взялся за ручку запуска самолетного сердца и вдруг резко обернулся — на него глядели с мольбой и надеждой круглые глаза Сережи Королева. Долганов нагнулся к командиру и о чем-то заговорил. Шляпников хмуро слушал, потом кивнул.

— Сергей! Давай сюда! — крикнул Долганов. И Королев кинулся к воде. Ему показалось, что он сможет пройти по воде, «яко посуху», — так сильно была его желание летать, но ему не дали ходить по воде на манер Христа, его доставили на желтом английском клипер-боте парни из палубной команды.

Долганов продолжал стоять на площадке среди переплетений расчалок и туго натянутых тросов и держался за ручку запуска мотора.

— Товарищ командир, я буду в передней кабине летнаба, — сказал он, — а Королев побудет с вами, он все знает, а я в случае чего переберусь к вам через лаз.

— Успеешь? Смотри сам, на твою ответственность.

— Все будет в порядке. Вот только мотор он запустить не сможет, силенок, пожалуй, не хватит, а так он уже все умеет.

Сергей молчал. Его глаза светились счастьем.

— Конечно, для запуска нужна не столько сила, сколько голова — надо помогать себе весом собственного тела, — сказал Долганов и поглядел на Шляпникова. Тот почувствовал его взгляд и кивнул. Василий рванул ручку вниз весом тела, вверх толкнул ее распрямляя ноги, снова — повис — казалось, его напряженные мускулы сейчас порвут китель на рукавах и под мышками, но все обошлось. Мотор зачихал, пропеллер закрутился. По воде пошла мелкая рябь, как будто в воду упало насекомое, дрыгающее крылышками.

Долганов прошел по фюзеляжу в переднюю кабину, обернулся и подмигнул Сергею.

Шляпников повел аппарат против солнца, за волнолом. Наверху трещал мотор. Пока все было как в лодке: так же в лицо летела соленая морская пыль, так же волна ударяла в борт. Слева остался мол, изъеденный солью и ржавчиной. На нем сидели рыболовы с длинными удилищами. Их лица, красные от солнца, как на плакате, были повернуты к гидроплану.

Шляпников развернул машину в сторону открытого моря, приподнялся в кресле, поглядел вперед и дал полные обороты.

«Глядел, не наткнемся ли на что», — подумал Сергей.

Гидроплан задрожал так, что щеки затряслись, и заскользил вперед все быстрее и быстрее. Вот чуть подался вверх.

«Встали на редан», — подумал Сергей и оглянулся — сзади шумел пенный вал, в нем было что-то от взбесившейся стихии. И вдруг вал исчез, море успокоилось и стало медленно погружаться в легкий туман. Гидроплан набирал высоту.

Внизу грандиозной подковой сверкала Одесса. Вот Потемкинская лестница, крошечный памятник Дюку, а вот и дом. Там мать. Наверное, она чинит ботики — преподаватели французского языка пока не нужны, она сидит без работы.

По английскому альтиметру, пристегнутому к ноге Шляпникова, Сергей увидел высоту — тысяча метров. Но море казалось близким, как в бинокль. Одесса растворилась в тумане, только сквозь синеву поблескивали окна.

Шляпников молча показал Сергею на баранку дублирующего управления, тот кивнул в ответ и схватился за нее. Шляпников пригрозил кулаком и показал: «Держи пальцами нежненько».

Сергей кивнул. «Неужели счастье нужно держать нежно, а не бульдожьей хваткой?» — подумал он.