Адмирал Сенявин - [5]

Отец, узнав об этом, прислал письмо жене — наказал привезти сына зимой в Москву. Ожидалась поездка с адмиралом Сенявиным в Петербург. Надо было определять дальнейшую судьбу сына, которому шел десятый год.

После той поездки с сыновьями в Петербург Сенявины избегали посещать Москву. Еще ранней весной 1771 года в Москве появилась моровая язва, занесенная из южных провинций, и вскоре вспыхнула во всем городе. Смерть косила жителей, вымирали целыми кварталами. Осенью в столице, покинутой правителями, началась паника, голод. Простой народ поднял бунт, убили нескольких чиновников и московского архиерея. Последствия эпидемии давали о себе знать и в следующем году. Однако постепенно она стала затухать и окончательно прекратилась глубокой осенью.

Получив в декабре письмо от мужа, Мария Васильевна отправилась в Боровск.

— Ну вот, Митенька, мы и дождались своего часа. Батюшка наш Николай Федорович велит нам в Москву отправляться. — Она погладила сына по голове и прижала к себе.

Как-никак он оставался последним мужчиной в семье.

В Никольские морозы ранним утром, едва тусклое солнце показалось из-за соснового бора, вплотную подступавшего к Комлеву, из усадьбы Сенявиных выехали сани с кибиткой. На повороте Митя выглянул. Длинный порядок единственной сельской улицы, обозначенный струйками дыма, замершими в студеном небе, постепенно скрывался за соснами. Оттуда, затихая, едва доносился лай потревоженных собак. Родное село он всегда покидал без грусти, потому что любил поездки в другие места и прежде, знал, что наверняка вернется в отчий дом. Что-то ожидает его в этот раз…

В эти же дни, сумрачным февральским вечером 1773 года, по накатанному Рязанскому тракту в сторону Москвы ехала запряженная тройкой кибитка. Когда ее встряхивало на ухабах, дремавший Николай Сенявин поневоле клевал носом и тыкался головой в прикрытые медвежьей полостью колени сидевшего напротив вице-адмирала Алексея Наумовича Сенявина. В отличие от своего генеральс-адъютанта, адмирал бодрствовал. Думы и заботы об Азовской флотилии не покидали его с момента выезда из Керчи. За время долгого пути не раз перебирал он в памяти события минувших двух кампаний.

…В мае 1771 года Алексей Сенявин поднял флаг на корабле «Хотин» и вышел с эскадрой из десяти вымпелов в Азовское море. Корабли были не столь мощными, как у турок, но выучку экипажи, особенно артиллеристы, имели высокую. Российский флот после семидесятилетнего перерыва, со времен Петра I, вновь появился в Черноморье. За эту кампанию предполагалось овладеть берегами Керченского пролива, ключом от входа в Черное море. Армии предписывалось через Перекоп направиться в Крым, а части ее — к Керченскому проливу. Корабли русской эскадры должны были не допустить турецкий флот к проливу, оказать содействие сухопутным войскам с моря. В середине июня эскадра Сенявина направилась к Еникальскому проливу. Утром 19 июня сигнальный матрос на «Хотине» крикнул с марса:

— Вижу неприятеля к зюйду!

Турки, воспользовавшись попутным ветром, направились в район действия русских войск, но, обнаружив русскую эскадру, пришли в замешательство. Только встречный ветер и сильное волнение моря помешали Сенявину немедля атаковать неприятеля. Спустя сутки, когда штормовой ветер утих, Сенявин устремился в атаку на видневшуюся вдали неприятельскую эскадру. Турецкий флагман имел явное превосходство, но боя не принял. Эскадра Сенявина блокировала побережье. Турки, оказавшись без помощи, вскоре отступили от Керчи и Еникале, Россия возвратила владения далеких предков[7]. Однако турки оставались хозяевами на Черном море и в Крыму. Алексей Сенявин знал — для разговора с ними на равных нужен сильный флот. Потому-то добрую половину прошлого года и провел он на азовских верфях. Там один за другим сходили со стапелей новые корабли. Адмирал готовил новую эскадру для действий на Черном море.

Нынче в Адмиралтейств-коллегии надобно доложить о своих планах на предстоящую кампанию. Нужны средства на строительство и вооружение новых кораблей, не хватает рекрутов…

Кибитка резко остановилась, прервав размышления адмирала.

Заскрипел шлагбаум у заставы, и заспанный будочник, торопливо перебирая промерзшую веревку, старался побыстрее пропустить путников и спрятаться в теплой избе. В кибитку заглянул ямщик.

— Куда изволите, ваше превосходительство? — спросил он.

— Поезжай на Пречистенку, — ответил адмирал.

Обычно он останавливался там у родственников жены.

Толкнув валенком еще не совсем проснувшегося адъютанта, он проговорил:

— В Петербург отправимся через денек-два. А ежели твой отрок, Николай Федорович, в Москве, завтра же привези его.

Сенявин-старший давно знал о несостоявшемся определении на учебу сына своего генеральс-адъютанта. Он не раз укорял его за намерение учить Митю в Сухопутном корпусе и теперь сам решил принять в нем участие. Директора Морского шляхетского кадетского корпуса вице-адмирала Ивана Логгиновича Голенищева-Кутузова он хорошо знал, но прежде чем просить за своего двоюродного племянника, хотел сам увидеть его.

Знакомство состоялось на следующий день несколько неожиданным образом. Перед обедом в передней раздались приглушенные вскрики, возня, обе створки дверей с треском распахнулись, и в гостиную влетел голубоглазый мальчик с торчащими вихрами. За ним бежал пунцовый от волнения Николай Федорович, который быстро схватил мальчика за руку и дал ему подзатыльник. Однако тот не особенно смутился, лишь виновато почесал затылок, озорно улыбнулся и с любопытством уставился на адмирала.