Адмирал Лазарев - [60]

О благородном поступке мичмана Нахимова М. П. Лазарев доложил в Адмиралтейств-коллегию.

Потом в служебной характеристике командир фрегата «Крейсер» написал о Нахимове так: «Душою чист и любит море»^{222}.

Отметим, что только чистые душою люди, такие как Нахимов, могли попасть в узкий круг приближенных Лазарева.

Кстати, из общего контекста блестящих характеристик П. С. Нахимова в этот период выпадает отзыв его товарища по «Крейсеру» будущего декабриста Д. И. Завалишина. Он упрекал Нахимова в чересчур подобострастном отношении к командиру. Что ж, Нахимов никогда не делал секрета из того, что просто обожал Лазарева.

После прихода в Сан-Франциско к «Крейсеру» и «Ладоге» присоединился шлюп «Аполлон». Там же стоял еще и бриг «Головнин», принадлежавший Российско-американской компании.

Шлюпы «Аполлон» и «Ладога», пополнив запасы продуктов и пресной воды, с попутным ветром вышли в море и, взяв курс на мыс Горн, пошли в Россию. А Михаил Петрович Лазарев, закупив 4488 пудов пшеницы и снявшись с якоря 17 февраля 1824 года, возвратился в Новоархангельск.

Английская система

А теперь самое время рассмотреть один весьма щекотливый вопрос, вызвавший в свое время наибольшую разноголосицу мнений и бурные порицания Михаила Петровича Лазарева. Вопрос о дисциплине, об обращении его с командой и об отношениях его с офицерами.

Многочисленные документы и свидетельства современников позволяют судить о выдающемся вкладе М. П. Лазарева в создание новой, более прогрессивной для своего времени школы подготовки военно-морских кадров, как офицеров, так и матросов. Об этом, в частности, пишут авторы фундаментального трехтомного сборника документов, посвященного многогранной деятельности Михаила Петровича: «Адмирал М. П. Лазарев являлся создателем школы воспитания и обучения военных моряков. Школа эта стала зарождаться еще во время кругосветных плаваний Лазарева…»^{223}

Этот вопрос должно рассматривать не с той целью, чтобы бросить тень на великого флотоводца и зачинщика многих важнейших перемен в организации флота, а единственно для того, чтобы раскрыть полнее характер Михаила Петровича Лазарева и понять побудительные причины его поступков, совершая которые ему приходилось, ради достижения результата, преодолевать сопротивление окружающих, не бояться прослыть порой безжалостным, а иногда и идти против своих собственных убеждений и правил.

В предыдущих разделах мы уже рассказывали о многих нововведениях и заведенных М. П. Лазаревым порядках, которые впоследствии являлись образцами для Черноморского флота, где продолжил свою службу Михаил Петрович.

Предмет, вызвавший наибольшие разногласия и неприятие, и даже серьезное осуждение Лазарева, — это вопрос о дисциплине и его отношениях с командой и офицерами.

Вот, в частности, как пишет об этом мичман Завалишин: «Относительно команды Лазарева обвинили в излишней суровости, чтобы не сказать жестокости наказаний. Отрицать этой суровости, конечно, никак нельзя; но мы слишком хорошо знали Лазарева, знали его понятия и суждения, чтобы отнести эту суровость дисциплины и наказаний к бессердечию: все это объяснялось господствовавшими вообще в то время у нас понятиями и, главным образом, заимствованной у англичан системой, оказавшейся совершенно ложной и ненужной в приложении к русским матросам. Мы не будем говорить о господствовавших в то время понятиях в России: они довольно известны, и о них и писано не мало; но считаем необходимым пояснить причины заимствования Лазаревым английской системы и ошибки его в приложении оной на нашем флоте»^{224}.

Во многих описаниях биографии Лазарева, составленных как его современниками, так и опубликованных в прошлом и нынешнем столетиях, непременно указывается, что проведенные им в юности годы стажировки в Англии привили ему приверженность к жесткой дисциплине. Это действительно так, но здесь необходимо пояснение.

Известная всему миру суровая до жестокости дисциплина на английском флоте в те годы была вызвана отнюдь не тем, что все британские капитаны поголовно являлись извергами или садистами уже от рождения или становились ими в процессе обучения профессии. В то время когда Лазарев находился в Англии и получал воспитание, присущее, по британским понятиям, будущему морскому офицеру, комплектование корабельных команд там происходило путем набора добровольцев (волонтеров). В реальности этот «набор» чаще всего представлял собой насильственный захват в портовых городах мужчин, которые проводили время в питейных и увеселительных заведениях, вооруженными отрядами, направляемыми по ночам на шлюпках с кораблей на берег. Очевидно, что среди схваченных таким образом «волонтеров» оказывалось много людей, которые самыми разными способами выражали свое возмущение и протест в отношении подобных явно незаконных действий. Иногда реакция на насилие была столь сильной, что выливалась в открытый бунт и охватывала целые флоты. Для наведения порядка и удержания этой разношерстной разгневанной массы в повиновении как раз и применялись жестокие методы.

Для применения английской, крайне беспощадной системы отношений к матросам на русском флоте не было никаких объективных предпосылок.