Абы не в пекло - [13]

— Дай, — предложил Философ.

— Субординация не позволяет.

— Люди добрые, это определённо нужно спрыснуть, — вмешался я.

— Дельная мысль, — воодушевился Герцог. — Я и сам об этом подумывал.

— Давайте без меня, — предложил Философ. — Я, в конце концов, хочу книгу дочитать. Герцог, покажи ему всё, что надо.

— Это можно. Пошли, молодой.

Философ удалился к себе, а мы вышли из общежития Отдела. По дороге Герцог объяснил мне, что черти умеют улавливать спиртовые пары и сигаретный дым, а потом продают. Он как раз искал такого чёрта; вскоре его поиски увенчались успехом.

Мы спрятались за каким-то облупленным зданием, там торговец показал нам свой товар. Его было много: на сигаретных пачках маркером были выведены единички, на пол-литровых бутылках с самогоном — тройки, а на водочных пятёрки.

— В какой валюте он всё это продаёт? — тихо спросил я Герцога.

— В богохульствах, — ответил тот.

— Да? А нам ничего за это не будет?

— В Чёрный Список занесут, — равнодушно ответил Герцог.

— Понятно. Знаешь, Герцог, я не то, чтобы боялся, но начинать службу подобным образом… Небось, Священник и Философ в этом самом Чёрном Списке не фигурируют.

— Совершенно верно, — подтвердил Герцог. — Зато они фигурируют в Чёрном Списке Чёрного Списка под номером один и два, не помню точно, кто под каким. Уже оттуда самых отличившихся волокут на какую-то там комиссию. Ты не беспокойся, Чёрный Список фактически дублирует списки Отде-ла, тебя только и не хватает.

После этого я уже не колебался. Мы с Герцогом взяли ящик водки, десять литров самогона и блок сигарет. Впрочем, насчёт последнего мой провожатый советовал не обольщаться: пачки, как он сказал, все от «Марльборо», а сигареты в них самые разные, даже без фильтра попадаются.

Мне приглянулась ещё бутылка коньяка «Наполеон». Чёрт клялся, будто напиток настоящий и изготовлен чуть ли не самим покойным императором. Смущало меня то, что стоил он безумно дорого — сто богохульств. Я решил пока повременить.

Мы с Герцогом пришли в общежитие.

— Старшине бы на глаза не попасться, — высказал я своё пожелание.

— Да ладно тебе, он первый на запах прибежит. Ты хочешь кого-нибудь пригласить?

— А что, мы вот это всё вдвоём выдуем? Конечно, хочу. Желательно побольше народу, весь Отдел, например.

— За добавкой придётся бежать, — предупредил Герцог.

— И сбегаю.

— Тогда я сейчас всех пригоню, — пообещал Герцог.

* * *

В Отделе насчитывалось ровно тридцать душ: четыре группы по шесть человек, Старшина, стажёр (это я) и ещё четверо одиночек, к которым принадлежали Священник и Философ. Еще двое, не имеющих группы, прозывались Берсерком и Ирокезом. Первый был единственным, кто пришёл с оружием. На его плече красовался двуручный меч, с одного бедра свисал здоровенный нож, с другого — небольшой топорик, спереди за поясом торчала шипастая булава, сзади на цепочке висел кистень.

Вошедшие рассаживались преимущественно на полу. Когда все прибыли, Старшина представил меня всему личному составу, а Герцог с Философом принялись раскупоривать бутылки.

Всё происходившее потом припоминается мне весьма смутно. Мы пили, я бегал за добавкой (кажется, при этом чёрт меня обсчитал), затем отправляли кого-то ещё за ней же. Помню, Священник говорил:

— Мы все здесь по разным причинам. Берсерк с Ирокезом — от скуки, Герцог от пекла спасается. Старшина — бумажная душа, бюрократ, он просто создан для своей должности. У Философа крыша едет на смысле жизни, непонятно только почему он ищет его именно здесь. А тебя что к нам привело?

Не помню, что я там ему ответил, но он исчез. А затем и вовсе никого не осталось.

* * *

Придя в себя, я собрал пустые бутылки, валявшиеся по комнате, вытряхнул из последней пачки единственную сигарету, сел и закурил.

Отдел жил обычной жизнью: в спортзале кто-то колотил по боксёрской груше, в душевой лилась вода, Старшина переругивался с кем-то по телефону. Я посидел-посидел да и пошёл к тётке.

По дороге мне попался чёрт-торговец. Я вытряхнул его наизнанку и среди спиртного, табачного и наркотического обнаружил ещё много полезного, вроде холодного кефира.

После него мною была приобретена баночка кофе и пачка печенья, а вслед за тем чёрт, льстиво улыбаясь, проводил меня до отдела кадров и очень агитировал при необходимости обращаться только к нему, объяснив это тем, что постоянным клиентам он делает скидки.

Тётка сидела в своей конторе, печатая какой-то документ.

— Здравствуй, зайка! — поприветствовала она меня.

Мы обнялись, после чего я выставил на стол свои трофеи.

— Господи! — воскликнула тётка. — Кофе! Печенье! Где ты это всё взял?

— Философ дал. Он меня стажирует, заботится обо мне.

В руке тётки появился чайник.

— Вообще-то, зайка, это грех.

— Что именно?

— То, что мы с тобой собираемся делать.

— Кофеёк хлебать? Да, грех смертный. Ужас просто.

— Дело не в том, большой грех или малый. Скверно то, что мы его намеренно совершаем.

Разговаривая со мной, она разлила кофе по чашечкам.

— Зайка, мне говорили, что ты богохульствуешь и водку пьёшь. Разве тебе неизвестно, что этого делать нельзя?

— Больше не буду, тётя. Просто мне надо было влиться в коллектив.

— Так ты в рай не попадёшь.