Абсурд и вокруг [заметки]
1
Черных [1993]: 23.
2
Kluge 1989: 6.
3
Черных [1993]: 23
4
Значение греческого термина см. в Thesaurus 1831. Ср. также Вейсман 1899: 188.
5
См. Diels, Kranz 1951: 312.
6
О развитии значения слова абсурд во французском языке см. подробно: Marwald 1968.
7
Значение латинского термина см.: Thesaurus 1900. Ср. также Малинин (1961): 14.
8
Haug 1976: 7.
9
Некоторые исследователи полагают, что данное изречение приписывается Тертуллиану неверно. См., например, Hagen 1979:123–125. См. примеч. 23 к этой статье: Ibid.: 169.
10
Анализ темы «Гете и абсурд» см. подробнее: Corner 1996:12 ff.
11
Цит. по: Corner 1996:12.
12
Rosenkranz 1979:305.
13
Кьеркегор 1998:46.
14
Fried 1988: 46. Ср. Corner 1996:138–139.
15
См. об этом: Martin 1991:19.
16
Шестов 1998:390.
17
Nietzsche 1997: 48
18
Ср. также: Luyster 1984; Foakes 1993.
19
Nietzsche 1997:48.
20
Ibid.: 46.
21
Dier 1998:56.
22
Nietzsche 1997:49.
23
Тема «Ницше и абсурд» подробно разработана Бианкой Розенталь (Rosenthal 1997)
24
Ср. Görner 1996: 23.
25
Шестов 1909: 59
26
См. Булгаков 1993а: 535
27
Там же.
28
Heidegger 1963.
29
Hinchliffe 1969: 21–22.
30
Ср. Haug 1966.
31
Hardy 1983:417.
32
Amor 1973: 178.
33
Камю 1989: 354.
34
Ср. Savelsberg 1966:130 ff.
35
Esslin [1961]: 5.
36
Stone 1965.
37
Ubersfeld [1977J.
38
Azarmi 1970; Hinchliffe 1969; West 1966.
39
Rosset 1967:107.
40
Adorno 1980.
41
Lennartz 1998: 11.
42
О кризисе как утрате всех позитивных стандартов см., например, Megill 1985.
43
Adorno 1980: 231.
44
Görner 1996:140.
45
Eliot 1963.
46
Блум 1998.
47
Камю 1989: 354.
48
Hassan 1975:15–16.
49
Ibid.: 18–19.
50
См. также обоснование этого термина: Fokkema 1984.
51
Термин, введенный в научный оборот Романом Ингарденом (Ingarden 1968).
52
Ср. также: Iser 1976.
53
Iser 1975: 55 ff.
54
См. Ibid 70-71
55
Флоренский 1996:16.
56
Булгаков 19936: 61.
57
Ионеско 1999.
58
Об абсурде в творчестве Кафки см. подробно: Hubbert 1995.
59
Lodge 1981: 13
60
Daumal 1993: 60.
61
Cardullo 2002: 13.
62
Wicki-Vogt 1983 (см. подробно с. 29–49).
63
Hirsch 1976.
64
Барт 1989: 288-289
65
См. Deleuze 1969: 88.
66
Flusser 1992:9—10.
67
Bosquet 1990: 9—20.
68
Hinchliffe 1969:11.
69
См. об этом подробнее: Бугрова 1994:193.
70
Styan 1981:125.
71
Lennartz 1998: 22.
72
Kobow 1967.
73
Douchin 1970.
74
Grimm 1977.
75
Galloway 1966.
76
Wostyn 1976; Galloway 1966; Lennartz 1998.
77
Котт 1970; François 1973; Drücker 1976.
78
Kofler 1970 (см. c. 99-112).
79
Fuegi 1982.
80
О гротеске и абсурде см. Heidsieck 1969; о соотношении абсурда и парадокса: Ehrig 1973; об абсурде и фарсе: Drechsler 1988.
81
Ср. Taylor [1962]; Franke 1978.
82
Picard 1978: 7.
83
Вrater, Cohn 1990.
84
Pavis 1980: 17-18
85
Ср. Rosenthal 1977:104.
86
Cartledge 1990: 73.
87
Ibid.: 75.
88
О набоковском абсурде и творчестве Вагинова см. Буренина 2000а: 3–4 (вариант этой статьи: Буренина 2001).
89
Набоков 1999:124–125.
90
Эйхенбаум 1986: 51.
91
Набоков 1998:476.
92
Ср., например, Gibian 1971 и др.
93
Drawicz 1964.
94
Исключение составляют лишь некоторые работы по абсурду в славянских культурах: Gelhard 1995; Sus 1965, см. подробно главу «Teorie absurdna, absurdní komika a Stawomir Mrožek», s. 43–62; Tomovič 1980.
95
Шмид 1998.
96
Cassedy 1984.
97
Йованович 1981.
98
Венцлова 1997; Dlugosch 1997 См. также Chances 1982.
99
Stellman 1992
100
Йованович 1983; Martini 1981; Stone-Nakhimovsky 1982.
101
Roberts 1997; Cheron 1983.
102
См. подробно о взаимодействии символистского, сюрреалистического театров и театра абсурда Styan 1981
103
Jaccard 1991.
104
Koschnal 1986. Ср. также Кошмаль 1993: 242–247.
105
Göbler 1995–1996:27.
106
Müller 1978:34.
107
Urban 1990: 482.
108
Hansen-Love 1994.
109
Ямпольский 1998: 177.
110
Там же: 14
111
Геллер 1999.
112
Müller-Scholle 1988: 92
113
Scotto 1986; Tomovič 1980. «Старуху» можно назвать, пожалуй, одним из излюбленных объектов исследования, о чем свидетельствует целый ряд работ. Ср. Chances 1985; Glaquinta 1991; Йованович 1981; Stone-Nakhimovsky 1978 и др.
114
Vlašič-Anič 1997.
115
König 1978.
116
Grob 1994: 76.
117
Копелев 1959: 236.
118
Великовский 1960.
119
Щепетилова 1963.
120
ПСИС 1861: 1
121
Прибавление I к «Полному словарю иностранных слов». С. 1 (СПб., 1863).
122
Толль 1863–1864: 9.
123
Михельсон 1865: 9.
124
См., например: Брокгауз, Ефрон 1890–1904,1:45; или: Брокгауз, Ефрон 1916:94.
125
Гончаров 1980: 35.
126
Там же: 87–88.
127
Куликов 1974.
128
Александров 1965.
129
Перечислим в хронологическом порядке некоторые ранние российские публикации об обэриутах: Халатов 1966; Александров, Мейлах 1967а, б; Чертков 1968 и др. Заметим, что о поэтике обэриутов (вне ее осмысления в русле поэтики абсурда) впервые в постсталинскую эпоху заговорила Лидия Чуковская; см. Чуковская 1960:257.
130
См., например: Герасимова 1988; Валиева 1998.
131
Сигов 1986.
132
Хармс 1993: 72
133
Маршак 1955: 528
134
Падучева 1982: 78. Ср. также Падучева 1983.
135
Об истории переводов «Алисы» на русский язык см. подробно: Демурова 1994–1995.
136
См. также Ревзина, Ревзин 1971.
137
Булыгина, Шмелев 1990: 105. О строении концептуальных полей нормы и антинормы см. также Арутюнова 1987.
138
Ср. также понятие «абсурдная аргументация», разработанное немецкой слависткой Дорис Бурхардт (Burkhardt 1998).
139
Успенский, Бабаева 1992.
140
См. Смирнов 1991.
141
Ямпольский 1998: 177. См. об этом также нашу статью: Буренина 2000б.
142
Кулик 1998.
143
Первые обэриутские чтения состоялись в 1990 г.
144
Богомолов 1997, см. раздел «Источник „Анекдотов“ из жизни Д. Хармса», с. 250–251.
145
Ямпольский 1996.
146
Сажин 1995а.
147
Кукулин 1995.
148
Строганова 1994.
149
Янгиров 1997.
150
Герасимова 1995.
151
Клюев 2000:13 и далее.
152
Кукулин 1997: 90.
153
Шапир 1994.
154
Nivat 1982; Stellman 1985; Stoimenoff 1984; Flaker 1969. Александр Флакер осуществил и первые переводы отдельных произведений Хармса на сербохорватский язык; см. там же (s. 689–695). О первых переводах отдельных текстов Хармса на чешский и польский языки см. там же, s. 683. Kasak 1976; Ziegler 1982.
155
Cornwell 1991.
156
См. Michalski 1991.
157
Сажин 19956.
158
Кобринский 1999.
159
Чернорицкая 2001.
160
Ямпольский 1998; Токарев 2002.
161
См. Esslin 1977.
162
Тексты Хармса здесь и дальше цит. по изд. Хармс 1997.
163
Буренина 2000: 265.
164
Jaccard 1985,1991, 1992; Жаккар 1992, 1994, 1995.
165
Тексты чинарей собраны в кн. Сажин 2000.
166
См., в особенности, тексты «Нуль и ноль» и «О круге».
167
Хармс 2001: 12–15.
168
Например, в трактате «О времени, о пространстве, о существовании» (Там же: 30–37).
169
Введенский 1993: 78–79.
170
Об этом стихотворении см. гл. «Цисфинитум» в кн. Жаккар 1995: 93-103; см. также Геллер 1999.
171
См. Jaccard 1995.
172
Введенский 1993:83.
173
См. гл. «О деревьях» в трактате Друскин 2000.
174
Введенский 1993: 81.
175
Об этом см. гл. «Проза-нуль и трагическая гармония» в кн. Жаккар 1995:237–250.
176
О визуальном аспекте этого хаоса см. Жаккар 1998.
177
Хармс 2002:126.
178
Буренина 2000: 282.
179
Кобринский 1999: 22.
180
«Гетерохронность» усиливается еще тем, что под своей подписью и над датой Хармс уточнил: «Писано четыре дня».
181
Об этом см. Jaccard 1988.
182
Неоконченная «Серая тетрадь» кончается словами: «Все разлагается на последние смертные части. Время поедает мир. Я не по…»; Введенский 1993:84.
183
Пяст 1997: 176.
184
Сигей 1992: 7.
185
Гнедов 1913:2.
186
Белый 1990,1: 322–333.
187
Rosen 1991: 67: «En regard des formes convenues et nobles, mais désormais figées, le grotesque figure la pluralité, la richesse, les multiples possibles de l' invention et de la fantaisie».
188
Flögel 1788.
189
Rosenkranz 1996: 178–185, 243–244, 309–341.
190
Spitzer 1918; ЛЭ, VII: 492–493.
191
См. Burwick 2002; Schreck 1988; Kayser 1957.
192
Бахтин 1965: 53.
193
См.: Lissarrague 2000; Voelke 2000. Пользуюсь случаем поблагодарить Анну Геллер, указавшую мне на эту публикацию.
194
Например, Chastel 1988:55–58.
195
См.: Baltrusaitis 1993; Wittkower 1991.
196
См., например, Delaunay 1997; ср. бестиарий Борхеса: Borges 1965.
197
См., например, Kühler 1989.
198
Сорокин 1965:452–453.
199
Белинский 1953–1955,1:297; VIII: 391.
200
Например, Catteau 1981.
201
Евреинов 1913:108.
202
Мейерхольд 1913; Мейерхольд 2001.
203
Эйхенбаум 1987: 314.
204
Цит. по: Сарабьянов, Шатских 1993:76.
205
Цит. по: Breton 1931: 21: «…beau comme la rencontre fortuite sur une table de dissection, d' une machine à coudre et d' un parapluie». Ср. в том же номере журнала статьи Дали и Джакометти о сюрреалистических объектах.
206
Эйхенбаум 1968:316.
207
Слонимский 1923: 33, 35, 39, 43.
208
Hansen-Löve 1978: 206: «In der grotesken Ordnung ist die Alogik, die semantische und konstruktive Zusammenhanglosigkeit, nicht ein Einzel- oder Ausnahmefall; sondern total, die groteske Absurdität (абсурдность) verfügt nicht mehr — wie noch die Parodie oder Persiflage — über eine mitgedachte oder signalisierte „zweite Ebene“ (второй план), die die gewohnte, empirisch gesicherte Alltagsordnung repräsentiert und — auch in ihrer Deformation und Verfremdung — noch garantiert».
209
Манн 1966:17, 23.
210
Например, Jaccard 1991.
211
Например, Маркенштейн 1996.
212
См., например: Foster 1967; Clark 1991, особ. с. 60–61, и др.
213
Беляев, Новикова, Толстых 1989:5, 69.
214
См. Gagnevin 1978: 102–103.
215
Hansen-Löve 1989: 17–22.
216
См. Smirnov 1988:707.
217
Об этом см., например, Сигей 1996.
218
См. об этом периоде Zveteremich 1980.
219
О функции гротескных форм в скульптуре, архитектуре, живописи после Ренессанса см., например: Castellani 1991; Pedroccio 2000, etc
220
О гротеске в научной фантастике см., например, Starr 1999.
221
См., например, Kühnel 1949.
222
Hansen-Löve 1978: 206.
223
Мейерхольд, Коренев 1927:79.
224
Луначарский 1981: 138.
225
Блюм 1930а, б.
226
Луначарский 1967: 537–538.
227
3. Е., Р. Ш. 1930:36.
228
Зивельчинская 1931: 89–90.
229
См., например, Брик 1927.
230
См., например, Ефимов 1953:484.
231
См., например, Петров, Ковалев и др. 1954: 56.
232
Горбатов 1949: 225.
233
Евнина 1948: 26.
234
Jewnina 1950.
235
См.: Отчетный доклад XIX Съезду партии… (Правда. 6 окт. 1952; также в сб.: О партийной и советской печати: Сб. документов. М., 1954. С. 635).
236
Недошивин 1953:218.
237
См. Эльяшевич 1975.
238
Kayser 1957; Barasch 1971; Iehl 1997.
239
Gryclevicz 1984; Kuruluk 1987.
240
См., например, Molinari 2000.
241
Критику этой оппозиции с точки зрения исследователя средневекового искусства маргиналий см. в Camille 1997:18; с точки зрения исследователя орнаментальных гротесков: Morel 1997.
242
Пинский 1961: 211–215.
243
Горбатов 1949: 221. См. Partridge 1956.
244
Shaftesbury 1995:137.
245
Shaftesbury 1993:165,298,348.
246
Sokól 1971.
247
Ruskin 1897, chapter III: «Grotesque Renaissance», p. 113–165.
248
«The noblest lessons may be taught in ornamentation, the most solemn truths compressed into it. The Book of Genesis, in all fullness of its incidents, in all depth of its meaning, is bound within the leaf borders of the gates of Ghiberti» (144–145).
249
«…art of the wayside, as opposed to that which is the business of men's lives» (133).
250
«it seems to me that the grotesque is, in almost all cases, composed of two elements, one ludicrous, the other fearful; that, as one or other of these elements prevails, the grotesque falls into two branches, sportive grotesque and terrible grotesque (…) there are hardly any examples which do not in some degree combine both elements; there are few grotesques so utterly playful as to be overcast with no shade of fearfulness, and few so fearful as absolutely exclude all ideas of jest» (127).
251
«…The master of the noble Grotesque knows the depth of all at which he seems to mock (…) but the workman of the ignoble Grotesque can feel and understand nothing, and mocks at all things with the laughter of the idiot and the cretin».
252
«The grotesque (elements of the architecture) are those which are not produced by the working of nature and of time, but exclusively by the fancy of man» (135).
253
«but although we cannot separate the grotesque itself into two branches, we may easily examine separately the two conditions of mind which it seems to combine; and consider successively what are kinds of jest; and what the kind of fearfulness (…) expressed in the various walks of art<…>» (127).
254
«It is a much more serious question than may be at first supposed; for a healthy manner of play is necessary in order to a healthy manner of work (…) state of feeling we have here to investigate, namely, that sportiveness which man possesses in common with many inferior creatures, but to which his higher faculties give nobler expression in the various manifestations of wit, humor and fancy (…)»
255
«The art through which this temper is expressed will, in all probability, be refined and sensual, — therefore also, assuredly feeble (…) It will be entirely deficient in expression of character, and acuteness of thought, but will be peculiarly restless, manifesting its desire for excitement in idle changes of subject and purpose. Incapable of true imagination, it will seek to supply its place by exaggerations, incoherencies, and monstrosities; and the form of grotesque to which it gives rise will be an incongruous chain of hackneyed graces (…) prettinesses or sublimities, not of its own invention, associated in forms which be absurd without being fantastic, and monstrous without being terrible (…) There are infinite ranks and kinds of this grotesque, according to the natural power of the minds which originate it, and to the degree in which they have lost themselves» (135–136).
256
«The true grotesque being the expression of the repose or play of a serious mind, there is a false grotesque opposed to it, which is the result of the full exertion of a frivolous one» (143; курсив Рескина).
257
«Не sees (…) misery and wrath, and discordance, and danger, and all the work of the dragon and his angels; this he sees with too deep feeling to forget (…) and as the bright colors mingle beneath his touch, and the fair leaves and flowers grow at his bidding, strange horrors and phantasms rise by their side; grisly beasts and venomous serpents, and spectral fiends and nameless inconsistencies of ghastly life, rising out of things most beautiful, and fading back into them again, as the harm and the horror of life do out of its happiness. He has seen these things, he wars with them daily; he cannot but give them their part in his work (…) He is but carving and gilding, and must not turn aside to weep; but he knows that hell is burning on, for all that, and the smoke of it withers his oak-leaves» (142).
258
«.. various forms of transition which exist between the two extremes of great and base in the satirical grotesque (…) impurity and malice stealing gradually into the nobler forms, and invention and wit elevating the lower, according to the countless minglings of the elements of the human soul» (150).
259
«This thrill of mingled doubt, fear and curiosity lies at the very root of the delight which mankind takes in symbolism» (154).
260
«Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда позн&ю, подобно как я познан» (1 Кор 13 12).
261
«It was not an accidental necessity for the conveyance of truth by pictures instead of words, which led to its [symbolism's] universal adoption wherever art was on the advance; but the Divine fear which necesserily follows on the understanding that a thing is other and greater than it seems; and which, it appears probable, has been rendered peculiarly attractive to the human heart, because God would have us understand that this is true not of invented symbols merely, but of all things amidst which we live; that there is a deeper meaning within them than eye hath seen, or ear hath heard; and that the whole visible creation is a mere perishable symbol of things eternal and true (…) Once the symbolic language was familiarized to the mind (…) there was no form so mean, no incident so commonplace, but, if regarded in this light, it might become sublime» (155–156).
262
«There is very little architecture in the world which is, in the full sense of the words, good and noble. A few pieces of Italian Gothic and Romanesque, a few scattered fragments of Gothic cathedrals, and perhaps two or three of Greek temples, are all that we possess approaching to the ideal of perfection. All the rest — Egyptian, Norman, Arabian, and most Gothic, and, which is very noticeable, for the most part all the strongest and mightiest — depend for their — depend for their power on some development of the grotesque spirit…» (133).
263
Ср., например, понимание Петером Бюргером в его книге «Theorie der Avantgarde» постсимволизма в качестве критики, направленной в адрес эстетического мировоззрения как такового (Bürger 1974:8 ff).
264
Легитимируя себя интердискурсивно — посредством опоры на смежные ряды символико-когнитивной деятельности (на философию, политическую речь, науку и т. д.), эстетическое постоянно покидает собственные пределы. Отсюда остранение и оказывается одним из главных его признаков. В постсимволизме произошло нечто вроде остранения самого остранения (произведение искусства здесь ставит вопрос, почему оно является таковым, как об этом писал Артур Данто (Danto 1936:35). Поднявшись на ступень авторефлексии, остранение сделалось доступным для научного обсуждения, развязанного формалистами (см. подробно: Hansen-Löve 1978: passim).
265
Представление о том, что «on-line community» расширяет возможности демократии, верно, но односторонне (ср.: Jones 1998). Другой аспект возникшей теперь социальности — ее резкое отклонение от до сих пор известных систем коллективного существования, в чем она сближается с практикой постоянно революционизировавшего себя ленинско-сталинского государства. Подробное сравнение этих двух явлений — особая тема, но и без приложения аналитических усилий очевидно, что как кибернетическому, так и советскому обществу присущ головной, умозрительный характер, отнимающий у политического тела право на самостоятельность. Выводя компьютеризированный мир из тоталитаризма, я менее всего утверждаю, что они совпадают между собой. Речь идет лишь о зачатках нашего времени, предвосхищенного в 1930–1950 гг., — ср.: Гройс 1995.
266
Giddens 1979:69 ff.
267
Кларк 2000.
268
Вместе с тем, эксплуатируя дореволюционных «спецов», большевики восполнили кадровую нехватку; ср. колебания научно-художественного авангарда 1910-1920-х гг. между установками на профессионализм и на дилетантство: Hansen-Löve 1995:74.
269
О партийно-государственной избыточности тоталитарного управленческого аппарата см. также Arendt 1955:30.
270
Popoff 1925.
271
Ср. о диалектическом материализме советского извода: «Soviet ideology (…) is oriented towards a self-denial which, however, is at the same time a denial of all possible alternative positions» (Groys 1987:206).
272
О негативной антропологии в советской литературе см. подробно: Смирнов 1999:41 сл.
273
Сказанное приложимо не только к литературе, но и к научно-идеологическому дискурсу. Так, М. М. Бахтин и его окружение были заняты поисками социальности — иной, чем порожденная революцией (= теории большого диалога и карнавала).
274
Ср. замечание Михаила Рыклина (со ссылкой на Гегеля) о символичности сталинской архитектуры (московское метро и т. п.), призванной «явить во внешнем объединяющее людей начало» (Рыклин 2002: 82 сл.).
275
Boym 1994.
276
Giesz 1979: 30.
277
Ellul 1990.
278
Anders 1980.
279
Marcuse 1972.
280
Camus 1991: 91.
281
Nagel 1979:32. 11—4005
282
Ibid.: 34.
283
Фуко 1977: 100.
284
Скляренко 2000: 186
285
Буррио 2000: 34
286
Бодрийар 1994: 26.
287
Жижек 1998: 123.
288
Lefebvre 1991:25.
289
Забужко 2001: 13.
290
Рутковський 1999: 89.
291
Ковалов 2002:15.
292
Merz 1987.
293
Жижек 2001: 384.
294
Flaker 1979: 333 ff.
295
Ср. также методологическую конструкцию развития русского формализма на основе принципа отстранения в кн. Ханзен-Лёве 2001.
296
Здесь и далее при анализе плакатных изображений были использованы материалы из: Айгистов 2001; А Снопков, П. Снопков, Шклярук 2001; 2002а, б; Gordon 1992. За помощь в поисках этих и многих других плакатных изображений самолетов приношу свои благодарности Ренате Куммер и Аните Михалак.
297
Для описания некоторых иллюстративных примеров были использованы материалы каталога выставки «Искусство полета» (Baumunk: 1996).
298
Соловьев 1999:136.
299
Юрий Лотман возводит возникновение глобальной метафоры сознания к эпохе европейского Ренессанса, когда появляется интерес к машине как таковой: «Машина стала образом жизнеподобной, но мертвой в своей сути мощи» (Лотман 1992:379).
300
Аполлинер 1999:134–135; перевод Н. Стрижевской.
301
Хармс 1993: 57–58; цитирую с сохранением особенностей пунктуации Хармса.
302
Ср. с размышлениями Сухово-Кобылина, который в своей теории трехмоментного развития человечества (теллурического, солнечного и сидерического) так определял летание в философском трактате «Философия духа или социология: (Учение всемира)»: «Сила и мощь, энергия организма выражается в быстроте самодвижения (автокинии). Самодвижение есть негация протяженности, пространства, т. е. летание. Слабость организма или его бессилие перед пространством есть нелетание (…) Ангелы, т. е. идеальные божественные люди, имеют своим отличием от остальной низшей массы людей символ свободы — крылья. Эти крылатые люди и суть высшие, совершеннейшие люди, а высочайший всемирный человек есть уже бесконечная абсолютная легкость, или абсолютная свобода передвижения, т. е. абсолютная победа над пространством или протяженностью — нуль пространства, точечность, дух» (Сухово-Кобылин 1993: 53).
303
Андреев 1999: 67
304
Не исключено, что художница воспользовалась «Примечанием» самого Сухово-Кобылина, где он указал на то, что в его пьесе должна быть «костюмировка лиц широкая и произвольная». Под словом «произвольная» автор понимал сценический эксперимент. Напомним, что пьеса Сухово-Кобылина, созданная в 1869 году, была поставлена только в 1900-м именно потому, что эта, по сути, типичная пьеса абсурда выпадала из позитивистского канона XIX в. (Сухово-Кобылин 1955: 259).
305
См.: Mallarmé 1897.
306
Об интерпретации этого фильма Леже см. Lawder 1975.
307
О мотиве авиатики в литературе эпохи авангарда см. подробно: Ingold 1980.
308
К этому же времени относится появление в русском языке неологизмов, построенных на основе корня — лет-: например, «летатель» (Елены Гуро), «Летатлин» (Татлина), «Улетан» (Каменского) или «летучая федерация футуристов» (из «Манифеста летучей федерации футуристов», подписанного Владимиром Маяковским, Василием Каменским и Давидом Бурлюком).
309
Bachelard 1985: 36
310
Создателем номера, состоящего из трюковых перелетов гимнаста с трапеции на трапецию или с трапеции в руки партнера, был французский циркач Ж. Леотар. В 1859 г. он впервые показал публике воздушный полет, который был, однако, совершен на незначительной высоте. Позже трапеции стали устанавливать под самым куполом цирка, а номера усложнили: гимнасты-вольтижёры научились исполнять перекрестные полеты и проделывать при этом сальто-мортале, иногда до трех сразу.
311
См. об этом: Лебедев 1947: 217.
312
Ср. картину Макса Бекмана «Воздушные акробаты» (1928 г.). Один из акробатов, летящих на воздушном шаре, удерживаясь ногами за канат, выполняет трюки вниз головой. Ощущение полета на этой картине усиливается еще и за счет изображения маленького парашюта на фоне неба.
313
Ионеско 1999: 291–292.
314
Там же: 297.
315
Хармс 1999: 74.
316
Junc 1976: 335.
317
Nietzsche 1997: 307.
318
О переводе Лермонтовым этого стихотворения Гейне см. Щерба 1957; Виноградов 1986: 63–64.
319
В свое время именно штабс-капитан П. Н. Нестеров установил возможность виражей с креном более 45°. До него среди военных летчиков существовало мнение, что развороты с креном представляют большую опасность, а крены более 20° были даже строго запрещены. Высчитав необходимый запас скорости, позволявшей увеличивать подъемную силу самолета, он в 1913 г. осуществил первый в мире полет в виде петли в вертикальной плоскости. Этот знаменитый полет доказал, что самолет и при наличии крена не теряет высоты.
320
Иванов 1979: 106.
321
Ср. другую точку зрения: Holquist 1996.
322
А. Ф. 1905.
323
Изображение и описание этой открытки можно найти в Villard, Allen Jr. 2000: 69–70.
324
Эта работа Родченко была помещена на обложке журнала «За рубежом» (№ 2, август 1930 г.) и сопровождалась следующим текстом: «Смотрите! Во славу своей диктатуры Детеринг и Рокфеллер „спасают культуру“».
325
Петров-Водкин 1970: 482.
326
Этот прием повторит художник В. Каракашев в рекламном плакате 1988 г. к кинофильму Марка Захарова «Убить дракона».
327
Ср.: Гройс 1993; Штерн 1993. Ср. противоположную точку зрения: Гюнтер 2000, а также Günther 1994.
328
См. Каменский 1999: 356.
329
Об эффекте верхнего ракурса в киноискусстве см. Лотман, Цивьян 1994: 110–113.
330
Малевич 1995: 237.
331
Наша мысль перекликается с точкой зрения Бориса Гаспарова, который считает, что начиная с эпохи романтизма полет и гибель в воздухе выступают в качестве эсхатологического символа. См. подробно: Гаспаров 1994. Совершенно другая идея была высказана Михаилом Ямпольским. В книге «Беспамятство как исток» он пишет о том, что именно в момент падения тело обретает не только форму, но и способность к трансформациям. См. Ямпольский 1998: 97 и далее.
332
Разумеется, нельзя забывать об опытах художника и конструктора, скрывшего свое настоящее имя под псевдонимом Панамаренко: именно он предпринял в 70-е гг. попытку вернуться в аэроатмосферу первой трети XX в. (см.: Panamarenko 1975).
333
Шмид 2001.
334
Гура 1997. См. подробнее главу 2, «Гады и насекомые».
335
Ханзен-Лёве 1999.
336
Виноградова 2000.
337
Ср. Гура 1997.
338
Злыднева 2001.
339
Ханзен-Лёве 1999: 108–110.
340
Разумеется, это не значит, что нельзя построить такой мир, в котором все звенья нашей цепочки как будто займут правильное место и она войдет в более емкую единицу, функционирующую как связное целое, — дело лишь в индивидуальной находчивости или фантазии. Можно вообразить подходящую нарративную рамку: нянька рассказывает ребенку какой-то эпизод, прерывая рассказ метакоммуникативными вкраплениями. Однако и в этом случае останется неясным временной разрыв между Он ходит очень далеко и последующей фразой.
341
Шмелева 2003:527–534.
342
На самом деле, это предполагает другой интонационный контур (отсутствие промежуточной паузы), если не полагать, что вся фраза была произнесена шепотом.
343
Раскин 1985:99 сл.
344
Такой подход, разумеется, отнюдь не нов: он хорошо укладывается в рамки целого ряда традиционных теорий, толкующих возникновение комизма как конфликт двух противоречивых рамок отнесения, ср., например, Buttler 1968. Кроме того, Раскин не был первым, кто переименовал их с помощью термина «скрипт»: до него этот термин применял уже к теории юмора один из крупных представителей ИИ, ср. Minsky 1984, и подобный подход лежит в основе работы Norrick 1986.
345
Ср. Раскин 1985:114–117.
346
Ср. Norrick 1984.
347
В отличие от скрипта, фрейм охватывает только статический фрагмент мира, без процессного компонента.
348
Санников 1999: 358.
349
По словам Санникова, «общество признает необходимость палачей, но язык отказывается называть деятельность по умерщвлению людей трудом» (1999: 358).
350
Например, в столовых (устное сообщение О. Бурениной).
351
Это наблюдение противоречит тезису, выдвинутому в Раскин 1985: 147, по которому конфликт двух различных скриптов является необходимым и достаточным условием для возникновения смешного в тексте. Можно возразить, что тот же автор допускает в качестве частного случая конфликтующих схем и ситуацию «план: невыполнение плана», но на наш взгляд, такой подход приводит к чрезмерному размыванию основного условия (существование именно двух различных скриптов).
352
О распространении данного стереотипа у самих действующих лиц свидетельствует следующая цитата из подлинного высказывания Жириновского: «Но, скажу честно, самые мудрые экономические планы рушатся, когда нет элементарного порядка, когда вместо трудной работы можно беззаконно воровать, когда не существует власти, когда всем управляет взятка. Поэтому я начну сначала. Я спрошу у двадцатилетнего Ахмета, который разъезжает на шестисотом „мерседесе“ по Москве, чем он, собственно, занят целыми днями» (Алтунян 1999: 248).
353
Штурман 1987:414. На тему политических анекдотов в советской России см. также Szczerbowski 1994; Раздуваев 2002.
354
Список текстов В. Нарбиковой, Т. Толстой и Н. Искренко приведен в конце.
355
Ср. «В тех лесах, старые люди сказывают, живет кысь. Сидит она на темных ветвях и кричит так дико и жалобно: кы-ысь! кы-ысь! — видеть ее никто не может. Пойдет человек так вот в лес, а она ему на шею-то сзади: хоп! и хребтину зубами: хрусь! — а когтем главную-то жилочку нащупает и перервет, и весь разум из человека и выйдет» VI: 7).
356
Название одного из его произведений.
357
Эпштейн 2000: 22.
358
Например, говорится о Ван Гоге с отрезанным ухом, а затем делается обобщение, что «и у всего искусства — абсолютно — отрезано ухо» (III: 292–293), а затем идет какой-то бред о «толстых и тонких дядях и туманных тетях», которые «не сеют, не жнут, — но едят червяков, а червяки тоже люди» — т. е. та же мысль, которая в «буквенной» форме заложена в тексте Т. Толстой. Одновременно герои Нарбиковой, как бы подчиняясь переразложению фразеологизмов, «стоят на ушах», «пропускают все мимо ушей», так что можно «влезть в одно ухо и вылезти из другого» (III: 15).
359
Ср. «(…) о прошлом годе изволил Федор Кузьмич, слава ему, сочинить шопенгауэр, а это вроде рассказа, только ни хрена не разберешь. Длинное такое, бля, три месяца, почитай, вдесятером перебеливали, притомился. (…) А называлось: мир как валя и представление', хорошее название, зазывное. Всегда ведь чего-нибудь в голове представляется, особенно когда спать ложишься (…)» (VI: 97). Как мы видим, шопенгауэр становится неопределенным по роду и по смыслу (длинное такое), название же произведения пишется в строку без выделения, т. е. теряет соотнесенность с реальным текстом: «А только ни о чем таком Федор Кузьмич, слава ему, в шопенгауэре не выражает, — а уж если по правде, то нудьга такая, что не приведи Господи» (VI: 98); далее говорится, что народ «все равно все раскупил», а лучше сказать, сменял на мышей, «читает, плюется».
360
Ср.: Ирра рассердилась и сказала:«Ты мне никто и я тебе никто, а тот, кто мне „кто“, тому я никто, а тому, кто я „кто“, тот мне никто» (III: 55).
361
Ср. в другом произведении Нарбиковой: «(Пушкин — это вогнутый Байрон, Байрон — это выпуклый Пушкин). Аввакум подхватил его, как пушинку (…)» (III: 109).
362
Эпштейн 2000:166.
363
Быть может, слово «шкаф» здесь имеет и обэриутские интертекстуальные проекции. Ср. у А. Введенского: Я вижу искаженный мир, я слышу шепот заглушенных лир, и тут, за кончик буквы взяв, я поднимаю слово шкаф, теперь я ставлю шкаф на место, он вещества крутое тесто.
364
«Апеллирование к дереву» прекрасно спародировал В. Набоков (Я: 218) в «Даре», в главе о Чернышевском: «Совершенно так же Чернышевский объяснял: „мы видим дерево; другой человек смотрит на этот же предмет. В глазах у него мы видим, что дерево изображается точь-в-точь такое же. Итак мы все видим предметы, как они действительно существуют“. Во всем этом диком вздоре есть еще свой частный смешной завиток: постоянное у „материалистов“ апеллирование к дереву особенно забавно тем, что все они плохо знают природу, в частности деревья. Тот осязаемый предмет, который „действует гораздо сильнее отвлеченного понятия о нем“ („Антропологический принцип в философии“), им просто неведом. Вот какая страшная отвлеченность получилась в конечном счете из „материализма“!».
365
Ср. Austin 1962.
366
Данный вывод сохраняет силу и по отношению к изобразительным и музыкальным произведениям, отвлекающимся от чувственно-конкретного начала в искусстве (нефигуративная живопись, додекафонная музыка и т. д.).
367
Вригт 1986: 457.
368
Там же: 482.
369
Ср. в этой связи попытку Романа Якобсона приписать смысл специально сконструированным фразам с правильной грамматикой типа англ. Colourless green ideas sleep furiously (Якобсон 1985:236).
370
Kripke 1962; Hintikka 1969.
371
Напротив, Андрей Андреевич Мясов, отправившийся за покупками, по воле Хармса покупает все, кроме мяса.
372
Ср., например, зачины: Жил был один принц, горький пьяница или: Петров садится на коня и говорит, обращаясь к толпе.
373
Ср. еще более известный диалог «Пушкин и Гоголь», построенный по тому же принципу, а также рассказ «Оптический обман», где невербально общаются два персонажа, носящих имена Семен Семенович и Мужик.
374
Имеется свидетельство жены Хармса Марины Малич о том, что Хармс не любил детей, но серьезно относился к своим стихам для них (Глоцер 1999:119,123). Как бы то ни было, данное стихотворение последовательно воплощает приемы абсурдистской поэтики.
375
Ср. подбор цитат в Циммерлинг 1999: 58–59.
376
Опубликовано Заболоцким в 1956 г.
377
Впервые опубликована в 1993 г. и перепечатана в Циммерлинг 1999.
378
Эпитет «иудейский» передает у Мандельштама устойчиво-негативные коннотации «пустой», «мелочный», «местечковый». Любопытно, что иудейским заботам геометра, чертящего линии на песке, противостоит стихия арабской пустыни. Еще одна индивидуальная находка поэта.
379
Свириденко 1917.
380
Возможно, отзвуком этих экспериментов являются более поздние прозаические тексты Хармса с парадоксальной заменой имен.
381
Более того, в древнескандинавской культуре она считалась достоянием всех членов общества и поэтому не записывалась вплоть до конца XIII в.
382
См. Циммерлинг 2000а.
383
См. Циммерлинг 2000.
384
Петров, Стеблин-Каменский 1979.
385
Множественность толкования скальдов почти всегда является либо следствием порчи текста, либо отражением неполноты наших знаний.
386
Естественно предположить, что он имел в виду здесь и свои собственные стихи (у поэта, кстати сказать, есть немало произведений, в которых он говорит о самом себе в третьем лице) (Кожинов 1989:13).
387
Ср. хотя бы антитезу «щебетанья щегла» (эмблематическая птица Мандельштама) и «русского слова», «русского языка», неразрывно связанных с «живой основой смысла» и «полных разума».
388
Нга doopravdy (= Spisy 3). Praha, 1998. S. 34.
389
Doslov (Hra doopravdy. Praha, 1967. S. 275–313).
390
Netečn^ diväk a jinė prózy. Utice, Škleb (= Spisy 1). Praha, 1996. S. 104–112.
391
Neteêný divâk. Op. cit. S. 194–205.
392
«Из павильона выходит мать в атласном кимоно (…) но прежде, чем подняться по двум ступенькам к двери, она неожиданно поднимает голову и изнутри видит на тонкой циновке тень от персиковой ветки» (Ibid., 201).
393
Neteênÿ divâk. Lîtice. Op. cit. S. 294–314.
394
Neteênÿ divâk. Škleb. Ор. ск. 8.370–391.
395
«Эти воспоминания — знак того, что вероятно, но не неотвратимо грядут определенные категории событий» (ibid., 88).
396
Этим расширением интеллектуальной прозы до самых границ Вайнер напоминает польского писателя Ижиковского (который был на 10 лет его старше). Ижиковский предпринял лишь одну — но, конечно, героическую — попытку интеллектуального проникновения внутрь другого разума, которой он дал загадочное и непереводимое заглавие Paiuba, занялся литературной критикой и был признан корифеем в этой области. Вайнер же продолжал свои эксперименты на протяжении всего творчества, и его резкая позиция как автора, так и критика стоила ему пожизненного вытеснения на периферию литературы, откуда он до сих пор не может вернуться к центру.
397
Делёз 1995: 92.
398
Там же: 16,28.
399
Kubilius 1995: 203.
400
Savickis 2001: 16–17,53.
401
Шеловский 1929: 13.
402
Tarulis 1993:15.
403
Ср. Striogaitė 1995:64.
404
Ср. Viliūnas 1999: 114.
405
Savickis 1990: 44.
406
Savickis 1990: 49.
407
Соссюр 1977:47.
408
Гаспаров 1999; Мурашов 2000.
409
Берлин 2001:264.
410
См. обширное исследование: Smith 1998.
411
Булич 1892: 397.
412
Горький 1956: 216.
413
Гаспаров 1999.
414
Пушкин 1950:183.
415
Burch 2000.
416
Бодрийар 2000:128.
417
Паперный 1996.
418
Grosland 1976.
419
Важно, однако, учитывать, что с логической точки зрения выделяются бессмысленные (например, «есть является быть») и ложные суждения. При этом те ложные суждения, которые нарушают законы логики, являются парадоксальными (такие, как «Некоторые люди — не люди»), тогда как те, ложность которых очевидна и не требует обоснования, — абсурдны (к примеру: «Все структуры летают»). Иными словами, абсурдные и парадоксальные суждения предстают осмысленными, но не истинными.
420
Применительно к философии Платона также можно говорить о противостоянии «Истине-Добру-Красоте» «Абсурда-Зла-Безобразного». Последняя триада не обладает существованием, обладая статусом искажения проекции мира идей на мир вещей в силу несовершенства последнего.
421
Правда, следует учитывать, что «магическая абракадабра» представала как особый язык — «верующие, разумеется, никогда не согласились бы с утверждением, что это лишь бессмысленные слоги» (Бюлер 1993:272).
422
Или — следованием некоторым «правилам смысла» (Смирнов, Васюков, Шульга 1999:320). Можно сказать, что логика была именно той традицией, в рамках которой античное понимание смысла постоянно воспроизводило себя различным образом на всем протяжении истории культур.
423
Ницше 1990:29 и далее.
424
Важно учитывать, что «до Фреге (как, впрочем, часто и до сих пор) термины „смысл“ и „значение“ употреблялись как синонимы» (Михайлов 1992:117). То разведение смысла и значения, которое восходит к концепции Г. Фреге (смысл — объективное содержание понятия, значение — его предмет, Фреге 1997: 28 сл.) и различным образом воспроизводится во многих логических и лингвистических разработках, представляется мне достаточно важным, но спорным в определении значения (это касается не только критики этой концепции, проведенной Л. Виттгенштейном в «Философских исследованиях», но и вообще того, что в ней переоценивается значение денотата) и слишком узким, поскольку ограничивает его только теоретической сферой-знанием (Карнап 2000: 35; Горский, Петров 1987: 202). Я предпочитаю разводить значения (различные случаи употребления знаков, включающие также денотацию или контекстную интерпретацию) и смысл (который стоит за многообразием значений). Такое употребление этих понятий кажется мне близким концепции Р. Барта (смысл обусловлен «интеллектуальной системой означающих», то есть значений, каждое из которых, в свою очередь, представляет собой «процесс выработки смысла, а не сам этот смысл», Барт 1994: 278,279) и Ж. Делёза («Смысл подобен сфере, куда я уже помещен, чтобы осуществлять возможные обозначения и даже продумывать их условия», Делёз; Фуко 1998: 48). Конечно, важное значение для смысла и значения имеют нелингвистические факторы, однако не стоит их переоценивать, как это делает, к примеру, А. Н. Леонтьев («Смысл порождается не значением, а жизнью», Леонтьев 1975: 279). Более детальные определения (например, те, что предлагались В. Уилби, см. Пирс 2000: 226,232), возможно, способствовали бы точности исследования, но они слишком нормативны для описания различных случаев осмысления смысла и означивания значений.
425
Концепт Бога являет собой важный образец того, что происходит и с другими понятиями, хоть далеко не все исследователи согласны, что речь идет о чем-то большем, чем различие имен. Например, многие логики до сих пор утверждают концепцию уникальности имен при общности понятий.
426
Шпенглер 1998: 197 и далее.
427
Важно, однако, учитывать, что «теоретики придают большое значение универсальным, общим явлениям, тогда как практики (…) выдвигают в центр внимания культурное и языковое разнообразие» (Опарина 1999: 66).
428
Вопрос о вестернизации как проявлении европоцентризма приобретает, конечно, совершенно особое значение в свете того определяющего культурного и политического влияния, которое приобрели США в течение XX в. Однако утверждаемые в процессе вестернизации смысловые структуры и значения, в сущности, остаются теми же самыми, что и в эпоху европоцентризма, за исключением некоторых (правда, все же достаточно важных) случаев (с чем связана внешняя политика США после 11 сентября 2001 г.).
429
Следует отметить, что М. М. Бахтин санкционировал как постмодернистскую, так и диалогическую трактовку.
430
Именно поэтому большое значение для постмодернистских трактовок смысла и его порождения начинает играть фактор случайности (Можейко 1999: 79) и контекста. Важно также отметить, что интертекстуальность автоматически выливается в двойственность значения знака (Арнольд 1999: 376).
431
Делёз; Фуко 1998: 36.
432
В идеале «диалог предполагает двусторонность» (Коган 1992: 56). Однако в реальности это редко осуществляется, и даже на уровне теории сторонники этой концепции склоняются в сторону односторонней коммуникации (например, Коган говорит о необходимости ориентации культур бывших советских республик на тесное взаимодействие с русской культурой, умалчивая о необходимости встречной ориентации последней (Там же). Это и понятно, поскольку русская культура занята тесным взаимодействием с западными культурами). С этой точки зрения, возможно, стоило бы предпочесть выделению культур, ориентированных на автокоммуникацию, и культур, сосредоточенных на сообщении (как это делает Ю. Лотман, 1992: 88–89), оппозицию культур, по преимуществу сообщающих и принимающих сообщение.
433
Соотношение понятий абсурда и нонсенса хорошо видно в следующих утверждениях: «абсурд… связан с глубинными структурами человеческой личности» (Клюев 2000: 101); «человек, не поддающийся общезначимому определению, попадает в распоряжение произвольного нонсенса» (Смирнов 1999: 55).
434
Библер 1991:4. Важно учитывать, что вряд ли стоит редуцировать этот диалог к мысленному диалогу различных «строев разумения», как делает Библер, — это один из его аспектов; другим, не менее важным, является реальное культурное взаимодействие (необходимо и в теории не смешивать планы публичного и приватного).
435
«Был бы Ты философ, — сказал Чапаев, — я б тебя выше, чем навоз в конюшне чистить, не поставил бы»; «Да и к тому же не сам ли я говорил…, что философию правильнее было бы называть софиоложеством?» (Пелевин 1999: 173).
436
«И Аристотеля этого мы потому именно и рисуем, что это он реальность… придумал» (Пелевин 1999: 136). Удар бюстом Аристотеля по голове (Там же: 138) имеет отчетливую связь с практиками достижения просветления в чань-буддизме.
437
«Абсурд равно зависит и от человека, и от мира. Пока он — единственная связь между ними» (Камю 1990: 34).
438
В этом существенное отличие подхода Пелевина от его предшественников. Так, например, если Кэрролл «всего лишь играл в логическую игру…» (Кэрролл 1978: 236), то у Пелевина — игра метафизическая (но эта игра тесным образом связана с теми идеологическими играми, в которые играли писатели, такие как В. Войнович, и в еще большей мере — все постсоветское общество).
439
См. рассказ «Спи»: важно, что практика сонливости восходит именно к лекциям по философии. Следует также отметить, что сонливость — не индивидуальная реакция Пелевина, а скорее проявление общего в художественных вузах отношения к философии в том виде, в каком она преподавалась (образ философа в Литинституте, см. Пелевин 2001: 258).
440
Например, представление о бревне, ноше, которую мы должны нести всю свою жизнь (Пелевин 2001: 379). Следует иметь в виду отсылку к господствовавшей долгое время идеологии («Ленин несет бревно на субботнике»).
441
См., например: Хин-Шун 1972: 115. Даосская традиция сильно повлияла на чань-буддизм.
442
Именно поэтому «прозу Пелевина можно назвать прозой мерцающих смыслов» (Пугачева 2000а: 184). В отличие от традиционного подхода, когда «писатель умножает значения, оставляя их незавершенными и незамкнутыми» (Барт 1994:284), Пелевин пытается занимать позицию исключительно критическую.
443
Иначе эту технику можно назвать «шизофренией словосочетаний», как это делает Т. Л. Пугачева (при этом она, правда, описывает ее скорее как некую мистическую перекодировку: «заполнять этот образовавшийся семантический вакуум новым, а правильнее будет сказать, более древним смыслом» (Пугачева 20006:202)). Я использую именно понятие «подлога», как аллюзию к постмодернистским концепциям (в частности, к специфической интерпретации А. Пешковым хайдегтеровского понятия Unterlage, а также к концепциям симулякра). Стоит, однако, учитывать, что эта специфическая техника осуществлялась задолго до Пелевина, значение же его работы — в активном и методическом использовании подлога для дискредитации значений.
444
Смех чаще всего является первичным откликом на абсурд, свидетельствующим, что лингвистический редукционизм — не более чем смелая идеализация: «Смех как бурная реакция на физиологический предел мысли, — невозможность войти в другие ритмы жизни…» (Подорога 1995: 14).
445
Пелевин 2001: 560
446
То, что восприятие Пелевина варьируется от включения его в школьную программу русской литературы до общественных акций по уничтожению его книг как «порнографии», показывает неоднородность отношения к смыслу в современном русском обществе. Вместе с тем, важно отметить, что большинство противников Пелевина его не читали, а достаточным основанием для его осуждения (кроме совершенно вопиющих случаев, когда никакого представления о критикуемом вообще нет, а есть, например, политический заказ) считают то, что он противоречит концепции универсального смысла.
447
При этом, в отличие от ряда восточных культов, Пелевин утверждает ясность, очевидность и простоту сверхъестественного смысла, напоминающие философию Декарта.
448
«Фиксация механических циклов сознания с целью окончательного излечения от так называемой внутренней жизни» (Пелевин 1999: 7). Естественно, что в рамках литературы Пелевин не может реализовать этот проект полностью (если развивать пелевинскую метафору, то имеет смысл обратить внимание на то, что психотерапия в определенном смысле служит толчком к болезни).
449
Правда, следует учитывать, что некоторые из культур (прежде всего культура чань-буддийских сообществ или постсоветский нигилизм) все же в большей мере способствуют подключению к этому смыслу, чем другие.
450
Можно сколь угодно долго доказывать, например, продуктивность развития туземных культур или даже прирост системы всеобщих значений в связи с появлением, например, у полинезийцев танцев «пишущая машинка» или «взлетающий самолет», но вряд ли можно отрицать некоторую дискредитацию в связи с этим устоявшейся системы значений. Преимущество Пелевина — в фиксации и методичном культивировании контаминации и подлога, которые массово осуществляются в условиях интеркультурности.
451
Что касается «Чапаева и пустоты», я согласен с тем, что «достоинство романа в том, что… он не создает некоего метанарратива» (Шпарага 2000: 145). Но нельзя отрицать, что Пелевин не только активно работает с метанарративами, но практически во всех своих произведениях имеет в виду некий, я бы сказал, «невозможный» (поскольку он именует неименуемое или, если угодно, рассказывает нерассказываемое) метанарратив, фрагментарно проявляющийся в том числе в «Чапаеве и пустоте». Например, одним из таких фрагментов (с моей точки зрения важным), например, является следующий: «…пока идиоты взрослые заняты переустройством выдуманного ими мира, дети продолжают жить в реальности — среди заснеженных гор и солнечного света…» (Пелевин 1999:88).
452
Данное высказывание может показаться слишком радикальным, учитывая вроде бы позитивный опыт антиметафизики в позитивистски ориентированной философии. Однако стоит обратить внимание, во-первых, на то, что для отрицания метафизики требуются обоснования, которые вряд ли могут быть осуществлены вне самой метафизики, а кроме того, на то, что поддержание антиметафизики нуждается в специалистах, разбирающихся в метафизике (некая полиция смысла). То, что проект отрицания метафизики в рамках позитивистски ориентированной философии не вполне удачен, прекрасно видно уже потому, что в постпозитивизме происходит смягчение критичности и даже обоснование необходимости метафизики.
453
Дискредитация тех знаков (имен и характеристик), которые мы используем в собственной самоидентификации, — тема практически всех пелевинских работ (хотя, конечно, самым удачным знаком такого рода, подчеркивающим свою оторванность от смысла, является фамилия Петьки — Пустота).
454
Ямпольский 1988.
455
Сажин 2000:8.
456
Жаккар 1995: 265
457
Александров 1991: 13. Наиболее подробно псевдонимы писателя рассмотрены в статье Е. Остроумовой и Ф. Кувшинова «Псевдонимы Д. И. Хармса», опубликованной в Интернете: http: xarms.lipetsk.ru texts ostrl.html text.
458
Ямпольский предлагает другое толкование, см. Ямпольский 1998: 196.
459
«Harmonius, написанный латинскими буквами, включает Harm… s» (Жаккар 1995: 266). К перечисленным псевдонимам следует добавить и те, которыми писатель подписывал сочинения для детей. Их приводит Жаккар (Там же).
460
Хармс 2002,1: 144.
461
Вейнберг 2002: 150.
462
Книга пророка Даниила в еврейском каноне называется «Даниэль».
463
Друскин 1997.
464
Жаккар 1995: 265.
465
Александров 1991: 14.
466
Запись в записной книжке от 23 декабря 1936 года.
467
Хармс 2000, II 386.
468
Там же: 232.
469
Штейнзальц 1993:313.
470
Хармс 2000, III: 138.
471
А Александров пишет: «Эстер Русакова, первая жена поэта, прекрасно говорившая по-французски, но отвратительно по-русски, называла своего мужа Даниэль (…) В тесной близости с этим именем и возникает иноязычный псевдоним — Хармс. Исходное ядро в нем от французского charme, что означает „обаяние“, „чары“» (Александров 1991: 14). Отводя объяснение Александрова, отмечу, что «Даниэль» — на древнееврейском имя ветхозаветного пророка, с которым отожествлял себя Хармс.
Русакова была женой Хармса с 1925 по 1932 г. Отказ от русского в общении был продиктован скорее эстетическими причинами.
472
Сажин 2009: 9.
473
Там же.
474
Шиффман 2000: 87.
475
Сират 2003: 335–339.
476
Бенчич 2001: 127.
477
Ямпольский 1998: 258.
478
Daniel 1979: 66.
479
Сажин 2000: 9.
480
Натан 1989: 178.
481
Блаватская 1994: 135. Арабские герметисты отожествляли Гермеса с Енохом, библейским патриархом, правнуком Ноя. Известна книга Еноха, состоящая из пяти частей. Третья ее часть, Еврейская книга Еноха, название которой «Книга небесных дворцов», описывает путешествие палестинского ученого и законоучителя раби Ишмаэла на небеса, где он был удостоен видения Трона Славы Господа Бога и Божественной Колесницы — Меркавы. Книга является знаменитым текстом еврейской мистической традиции, связанной с экстатическими небесными путешествиями и видениями пророков (Тантлевский 2002:162–170). По наблюдению ученых, некоторые пассажи Книги Еноха близки к тексту Книги Даниила (Scholem 1965).
482
Хармс 2002, I: 240 (записная кн. 14, л. 7).
483
«И велел царь созвать тайноведцев и гадателей, и чародеев и Халдеев, чтоб они рассказали царю сноведения его» (Дан 2 2).
484
Это прочтение псевдонима предлагает А. Александров (1991: 14).
485
Публикаторы определяют этот текст как «стилизацию древнего заговора» (см. Хармс 1991:399).
486
Строганова 1994: 75. Автор приводит надпись на иврите на обложке одного из дневников, сделанную рукой И. П. Ювачева, но, к сожалению, оба слова в указанной журнальной публикации содержат ошибки, что искажает их смысл.
487
Папюс 1992: 6.
488
Зоар 1994: 313.
489
Друскин 1997: 61–62.
490
Scholem 1996:69.
491
Хармс 2002, I: 99 (записная кн. 8, л. 15).
492
Idel 1989; Сират 2003:391–397.
493
Шолем 1993:199.
494
Scholem 1996:66.
495
На некоторые примеры указал Ямпольский 1998: 31.
496
Там же: 213.
497
Сажин 2000: 10.
498
Хармс 2000, II: 279-281
499
См. Плотникова 1998.
500
Вражиновски 1995: 123.
501
См. Афанасьев 1994.
502
Раденковиħ 1991.
503
Карациħ 1974, № 141.
504
Там же, № 140.
505
Там же, № 127.
506
См. Левкиевская 1999.
507
Там же: 280; см. также Krauss 1904.
508
См. Sikimič 1996:158–162.
509
Собственные записи, 1997 г.
510
То же.
511
Толстая, толстой 1981: 62.
512
Там же: 56.
513
Там же: 58.
514
То же.
515
Парменид 1989: 291.
516
См. об этом Ронинсон 1988: 5.
517
Хармс 1997:330.
518
Там же: 130.
519
Там же: 47.
520
Пушкин 1949: 188. См. об этом Бочаров 1999: 46–77.
521
Липавский 1994: 22.
522
Набоков 1996:126.
523
Гоголь 1937: 241
524
Смирнов 1994: 311.
525
См. об этом Берковский 2001: 7-144.
Фольклористы 1920–1930-х пишут об отмирании и перерождении привычных жанров фольклора. Былина, сказка, духовный стих, обрядовая песня плохо согласуются в своем традиционном виде с прокламируемым радикализмом социальных и культурных перемен в жизни страны. В ряду жанров, обреченных на исчезновение под натиском городской культуры и коллективизации, называется и колыбельная песня.
Сборник составлен по материалам международной конференции «Медицина и русская литература: эстетика, этика, тело» (9–11 октября 2003 г.), организованной отделением славистики Констанцского университета (Германия) и посвященной сосуществованию художественной литературы и медицины — роли литературной риторики в репрезентации медицинской тематики и влиянию медицины на риторические и текстуальные техники художественного творчества. В центре внимания авторов статей — репрезентация медицинского знания в русской литературе XVIII–XX веков, риторика и нарративные структуры медицинского дискурса; эстетические проблемы телесной девиантности и канона; коммуникативные модели и формы медико-литературной «терапии», тематизированной в хрестоматийных и нехрестоматийных текстах о взаимоотношениях врачей и «читающих» пациентов.
В исследовании французских филологов-славистов Леонида Геллера и Мишеля Нике собран, систематизирован и осмыслен богатейший материал по теории и практике народного, «ученого» и государственного утопизма в России с конца Х века по сегодняшний день. Книга снабжена первой в своем роде библиографией по русской утопии.
В книге на обширном фактическом материале анализируются дискурсивные особенности советской культуры 1920–1950-х годов — эффективность «ключевых понятий» идеологии в коммуникативных приемах научного убеждения и художественной выразительности. Основное внимание автора сосредоточено на тематических и жанровых предпочтениях в области фольклористики и «народного творчества». Автор дает свои ответы на вопросы: на каких риторических, социально-психологических и институциональных основаниях в советской культуре уживаются соцреализм, эпос (и квазиэпос), сказка (и «советская сказочность»), пафос пролетарской бдительности и популярность колыбельных песен, дидактика рациональности и едва ли не магическая вера в «заговорную силу» слова.
Сборник «СССР: Территория любви» составлен по материалам международной конференции «Любовь, протест и пропаганда в советской культуре» (ноябрь 2004 года), организованной Отделением славистики Университета г. Констанц (Германия). В центре внимания авторов статей — тексты и изображения, декларации и табу, стереотипы и инновации, позволяющие судить о дискурсивных и медиальных особенностях советской культуры в представлении о любви и интимности.
Джамбул — имя казахского певца-импровизатора (акына), ставшее одним из наиболее знаковых имен советской культуры конца 1930-х — начала 1950-х годов. При жизни Джамбула его сравнивали с Гомером и Руставели, Пушкиным и Шевченко, учили в школе и изучали в институтах, ему посвящали стихи и восторженные панегирики, вручались правительственные награды и ставились памятники. Между тем сам Джамбул, певший по-казахски и едва понимавший по-русски, даже если бы хотел, едва ли мог оценить те переводные — русскоязычные — тексты, которые публиковались под его именем и обеспечивали его всесоюзную славу.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.