Абсолютное бессмертие - [7]

— В… ва-а-ргхх…

— Хочется пообщаться? — осведомился Ван Хельсинг, глядя на вампира сверху вниз.

Тот внезапно сипло и тонко захихикал. Профессор нахмурился.

— М… мои… бра… тья, — оскалился в лицо человеку вампир, — за… грызли твою… королеву, человечишка!

Лицо Ван Хельсинга окаменело.

— Пошли, — тихо сказал он, поднимая красноглазого паренька за шиворот. — Я прекрасно знаю, что твой вид серебро только обездвиживает, поэтому… пошли. Встретим рассвет. А я подожду… и посмотрю…

Все оказалось так просто, подумал профессор, глядя на то, как в ужасе вытаращил глаза вампир. Эти сопляки испугались Нитокрис. Испугались настолько, что убили свою царицу. Может, она когда-нибудь и восстанет, но к тому времени Ван Хельсинг уже успеет состариться и умереть… Профессор отдернул занавески и пустым взглядом посмотрел на темное небо. Утро было еще не близко. Ван Хельсинг перешагнул через беспомощно шипевшего вампира и налил себе кофе. Он подождет рассвета. Он всегда умел ждать.

Вставшее солнце медленно, сантиметр за сантиметром, спалило молодого вампира. Ван Хельсинг с непроницаемым лицом смотрел на то, как свет приближался к голове красноглазого паренька, верещавшего на всю округу. Ван Хельсингу было плевать, что на крики могут прибежать соседи. Ему вообще было все равно. Хотелось напиться. Заснуть. Умереть. И забыть.

За следующую неделю он не спал ни одной ночи.

Он не считал, сколько вампиров убил.

Но ему было мало.

— Профессор Ван Хельсинг!

— Доктор Найджел? — Человек, с полей шляпы которого лил дождь, выдал бледную улыбку.

Молодой врач растерянно улыбнулся в ответ: Ван Хельсинг выглядел гораздо старше, чем две недели назад. Найджелу почудилось, что тот постарел лет на десять, не меньше. Впрочем, возможно, он просто не высыпался как следует…

— …доставили потрясающий труп! — захлебываясь от восторга и бурно жестикулируя, рассказывал Найджел Ван Хельсингу по дороге к прозекторской. — Смертельных ранений — бессчетное множество, есть даже укусы, но я не могу понять, что послужило причиной смерти! Профессор, вы должны это видеть! Вы просто обязаны провести вскрытие!

— Это интересно, — соизволил разомкнуть уста молчавший всю дорогу Ван Хельсинг. — Тело сильно разложилось?

— Д-да, пожалуй, достаточно сильно — тем более, что его подвергали… э… термической обработке…

— Жгли? — уточнил профессор.

— Да… но я его… немного почистил. Копоть, земля…

— Насекомые?

— Были — я их тоже убрал. Но основные… детали не трогал.

— Прекрасно, — сдержанно похвалил Ван Хельсинг. — Готовьте инструменты.

— Доктор Найджел!

Молодой врач, как раз раскладывавший на столике скальпели, обернулся на странно напряженный голос Ван Хельсинга.

— Что это? — тихо спросил неестественно-бледный профессор, указав на то, что лежало на соседнем столе.

— О, это самое интересное! — оживился Найджел. — Похожи на акульи, правда? Только маленькие… Это слепки зубов трупа, который…

Ван Хельсинг не стал дожидаться, пока доктор договорит. В два шага профессор оказался около стола, на котором лежал труп, и рывком откинул с тела покров. Молодой врач вздрогнул, увидев выражение глаз профессора.

— Вы не вытаскивали осиновые колья? — почти шепотом спросил Ван Хельсинг.

— Мы оставили все, как есть; а почему вы…

— Распятия и цепочки тоже не трогали?

— Нет, но…

— Она лежала в земле?

— Некоторое время, но объясните, наконец, в чем…

— Доктор Найджел, — тихим, страшным голосом проговорил Ван Хельсинг, не отрывая взгляда от лежащего на столе тела, — ее истыкали кольями, фаршировали освященным серебром, свернули шею, выпили всю кровь, не оставили целых костей, немного поджарили, окропили святой водой и зарыли в землю. И после этого вы хотите, чтобы я ее резал?

— Резал? — тупо переспросил врач. С этой точки зрения он, видимо, аутопсию никогда не рассматривал.

— Выйдите, пожалуйста. — Ван Хельсинг не смотрел на него. — Я установлю причину смерти, только, ради всего святого, уйдите и никого сюда не впускайте. Я понятно выражаю свои мысли?..

7

Когда дверь за оторопело молчавшим Найджелом закрылась, Ван Хельсинг осторожно, словно боясь причинить ей боль, вынул из тела черноволосой женщины с зубами акулы осиновые колья, бережно размотал узлы на церковных цепочках, освободил раны от засунутых в них распятий. Руки у него дрожали. У женщины был размозжен череп, слипшиеся от крови и оплавившиеся от огня волосы не закрывали дыру, а красная прядь нелепо извивалась на фоне гнилого содержимого пробитой головы. Полоска плоти с лица была просто срезана, один глаз провалился внутрь черепа, другой вытек. Разрыв с обугленными краями посередине щеки делал видимой странную усмешку острых, загнутых внутрь зубов, скалящихся на профессора из дыры. Сломанные ребра проткнули бок. Живот был вспорот. Ван Хельсинг смотрел на все это и не мог поверить, что перед ним — самая ослепительная женщина на Земле, ровесница богов и повелительница бессмертных… Профессор стянул перчатки, нашел жесткий стул и сел перед столом, на котором лежало изуродованное тело. Безнадежно мертвое тело.

— Нитокрис, — тихо проговорил Ван Хельсинг, внезапно понимая, что не может даже представить боль, которую она пережила перед смертью. — Нитокрис, что они с тобой сделали?..