Абрам Каган. Воспоминания - [6]

Первая запись от 5 марта 1971 г. гласит: «Я хочу писать свои воспоминания. Не для печати, конечно. Я не тщеславен, а для детей. Пусть видят меня в настоящем свете без всяких прикрас. Хочу быть искренним». В этом абзаце — не только авторская позиция по отношению к задуманному тексту и profession de foi Кагана-мемуариста. В нескольких фразах, воспринимающихся как диалог автора с самим собой, как вербальное выражение непростого процесса самоубеждения, по сути дела, заданы и параметры будущего текста, и способ его создания, и форма, и даже эвентуальный адресат — то, что мемуары не предназначались для печати, вовсе не означало, что они не были рассчитаны на читателя. Создавая воспоминания «для детей», которые должны были, благодаря тексту, увидеть отца «в настоящем свете», Каган тем самым, возможно, намеревался не только и даже не столько рассказать им о своей долгой, богатой встречами и событиями жизни, сколько способствовать формированию у них «правильного», с его точки зрения, образа Абрама Кагана — издателя, общественного деятеля, российского эмигранта, человека.

Этой задаче подчинено повествование в целом, и ею объясняется его специфика: вольные и/или невольные искажения фактов, порою ставящие современного читателя в тупик; недоговаривания и умолчания; ракурс изложения, при котором Каган неизменно оказывается инициатором многих событий, о которых рассказывает; иерархия персонажей и прочие особенности, присущие исповедальному тексту как таковому и требующие подробного комментария. Разумеется, сыграли свою роль и сугубо бытийные факторы: возраст, типология биографии, отсутствие многих документальных свидетельств, утерянных в ходе многочисленных вынужденных переездов. И, тем не менее, указанные факторы не были определяющими — определяющей стала сверхзадача: показать себя детям таким, каким автору хотелось видеть себя самому и каким он видел себя «внутренним взором». Впрочем, говоря о детях, Каган отчасти лукавил: текст, написанный по-русски, явно предназначался только для сына, поскольку дочь Ирина, родившаяся уже в эмиграции, по-русски не читала. Отношения с сыном не всегда складывались так, как хотелось бы Кагану, — это становилось причиной горестных размышлений, которыми он мог по-делиться только с дневником и которые составляют внешний, совпадающий по времени с созданием тек-ста, пласт, выпущенный при публикации по просьбе дочери мемуариста. Не исключено, что свой мемуарный дневник Каган рассматривал как своего рода духовное завещание «по мужской линии». Воспоминания Анатолия Кагана об отце, написанные после смерти Абрама Сауловича и в значительной степени основанные на его дневниковых записях, позволяют предположить, что Кагану-мемуаристу удалось выполнить поставленную перед собой задачу.

Рукописный оригинал мемуарного дневника хранится в собрании А. С. Кагана Архива русской и восточно-европейской истории и культуры (Бахметевского) Колумбийского университета г. Нью-Йорка и печатается[28] по разрешению дочери Кагана г-жи И. Гутман. Текст приведен в соответствие с современными нормами орфографии и пунктуации, купюры, сделанные по требованию дочери А. С. Кагана Ирины Гутман, заключены в косые скобки. Приношу искреннюю благодарность г-же Гутман за разрешение на публикацию, А. Р. Кентлеру за сведения о младшем брате автора дневника М. С. Кагана (Когана) и фонду Фулбрайт, грант которого 1997 г. сделал возможной работу в архиве.

                   Ольга Демидова

Воспоминания

3/7 1972

<…> Родился я в зажиточной семье. Отец был исключительно добрый, отзывчивый человек. Не лишен был общественной жилки, участвовал во многих еврейских начинаниях и делал это не из стремления показать себя, спеси, а из внутренних убеждений. Он был очень начитанный человек, и любовь к книге передалась мне, и я пристрастился к книге с ранних лет. Мать моя вся вошла в детей, была прекрасной хозяйкой, но не пропускала дня, чтобы не читать газеты. К отцу она относилась как [к] несомненному авторитету во всех областях и считала его непогрешимым и очень заботилась о нем. Отец безупречно относился к матери и посвящал ее в свои дела, но когда были какие-нибудь неприятности, скрывал их и упоминал о них только тогда, когда они проходили или разрешались благополучно. Я очень любил мать, но отец кроме того был сызмальства моим другом, всегда привозил мне из своих частых поездок книги. Родители никогда не подавляли моей воли, и в своих поступках я думал, как к ним отнесутся родители. Я конечно шел по своему пути, но эта внутренняя привязанность к семье избавляла меня от многих ошибок. У меня, напр[имер], не было тяги к дурной компании, что часто бывает у мальчиков. Если кто-либо нежелательный затесывался в компанию, я старался его избегать. Отец мой был, как здесь называют, в oil-industry[29]. Он имел резервуары с бензином и керосином в нескольких городах, и постепенно количество их увеличивалось, дело разрасталось. <…>

Склады отца были в северо-западном районе России, и мы сначала жили в Витебске[30]. Но большую часть года проводили у дедушки (отца матери) в мест. Ляды, Могилевской губ[ернии]