Абрам Каган. Воспоминания - [20]
1/15
Издательство «Петрополис» праздновало свой юбилей в загородном доме в Груневальде. Собрались на чествование <…> все общественные русские круги Берлина. Председателем был И. В. Гессен[239] и я с Яковом Ноевичем. <…> К концу вечера сообщили зловещее известие: горит рейхстаг. Под этим впечатлением мы разошлись. <…> КОММЕНТ.: СТЕПУН!!!
3/17
<…> После прихода Гитлера к власти издательская деятельность продолжалась, хотя была создана Reichs-Schrift Kammer, в которую должны были быть включены, вернее, регистрированы, все издатели и в которую «не арийцев» не принимали. Мы и не подумывали о регистрации и держались политики страуса, авось не заметят, авось режим изменится[240]. Мы старались как можно больше книг переправить за границу, <…>, в Париж. Мы были там связаны с «Домом Книги», Капланом[241], и я и Яков Ноевич думали войти в него. <…> Переводили за границу и небольшие суммы. Вместе с тем лихорадочно искали возможность получить визы. В конце концов из наших планов на Париж ничего не вышло: и книги, и деньги куда-то испарились. Только Яков Ноевич получил визу и устроился в Озе[242], а я остался в Берлине. <…>
3/29
Мы получили, к великому нашему удовольствию, визу через наших друзей Duprez в Бельгию[243].
<…>
4/5
Поездка в Бельгию обошлась без приключений, на дороге нас никто не задержал. <…> Наши друзья Duprez нас встретили в Брюсселе на вокзале и доставили в пансион, который они для нас сняли на спокойной улочке, напротив дома, где жил Спаак, премьер-министр Бельгии[244]. <…> Мы приехали по временной визе, и надо было легализовать наше положение. Duprez познакомили меня с женщиной-адвокатом, профессором социологии Брюссельского университета г-жой Aimée Racine, которая легализовала наше положение, и мы получили постоянное право пребывания и занятия в Бельгии. <…>
4/7
У меня не было сомнения, что я буду продолжать свою издательскую деятельность. Оказалось, что в Брюсселе значительная русская колония, и я скоро с нею перезнакомился[245]. Был там и русский клуб, во главе которого стоял Александр Моисеевич Кулишер[246] <…>. В Брюсселе оказалась также русская типография, которая слышала обо мне и предоставила кредит. Была бельгийская фирма, которая ввозила советские книги, и я мог выписывать их и снабжать своих заграничных клиентов, а также бельгийские учреждения и частных лиц, в особенности антиквариатом. Завел переписку с моими авторами, напр[имер], с Набоковым[247], Ходасевичем, Осоргиным[248], проф. Вернадским, Кайдановой и т. д. Познакомился с профессором Экком[249] и его сотрудниками, завязал сношения с Антверпеном. <…> Выполнение книжных заказов уже через короткое время стало приносить доход, и я мог сводить концы с концами.
4/11
Прежде всего я пустил в печать книгу Кайдановой о народном образовании в России, первый том этого труда я уже выпустил в Берлине[250]. Получил рукопись от Ходасевича с его мемуарами[251]. <…> От проф. Вернадского, который уже переселился в Америку и стал профессором в Ельском университете, я получил его очерки о русской истории[252]. Стал выпускать книгу за книгой. Я был в оживленной переписке с Осоргиным. Жена его, Бакунина, уже много лет работала над большим трудом — словарем русских масонов. Французские масоны были заинтересованы в этом труде и имели на осуществление этого начинания известные суммы. Связующим звеном был профессор Экк. Издателя Бакунина не находила и была очень рада, что я принял книгу к изданию. Работа была большая, корректура странствовала из Брюсселя в Париж и обратно. Набирал [я ее] (на французском языке) в одной из лучших типографий Бельгии. <…> Выход книги был событием[253]. <…>
4/14
В самом начале 1940 года русский клуб пригласил Марка Львовича Слонима[254] прочесть доклад о текущем положении. Он произвел на нас ошеломляющее впечатление и оказался пророческим. Он указал на слабость Франции, раздираемой партийными спорами, и возможность победы Гитлера над ней. Указал на колеблющееся положение России, переговоры с ней затягивались, была неуверенность, примкнет ли она к союзникам. <> Вскоре мировая война началась. В начале июня 1940 немецкие армии двинулись на нейтральные страны, на своем пути почти не встречая препятствий, занимая один город за другим, и лавиной обрушились на Бельгию и Францию[255]. <…>
5/21
Группа бежавших из Бельгии помещалась почти на краю города (Тулузы. — О. Д.). В одном доме собрались Варшаверы, Стародубы, Гессены. На указали уличку относительно недалеко от нам, где мы встретили стоявшую около своего дома пожилую довольно полную женщину, которая, видя, что мы ходим из дома в дом, спросила, кого мы, собственно, ищем. <…> Мы сказали, что ищем помещение для временного жилья. Если мы не брезгуем зимней беседкой, сказала она, прилегающей к дому, то она охотно даст нам убежище. Узнав, что мы беженцы из Бельгии, она совсем растаяла. В беседке никакой обстановки, кроме комода и пары стульев, не было. В коридоре, соединявшем дом с беседкой, был умывальник, уборная и дверь в сад со всевозможными фруктовыми деревьями и скамьями. Женщина предложила нам матрацы и постельное белье, и мы так и спали на полу на матрацах. <…> И в этом помещении нас посетил Яков Ноевич, который с «Озе» покинул Париж
