Абрам Каган. Воспоминания - [19]
12/28
Браун сразу согласился, но только редактировать Ключевского, [а] <…> переводчика я нашел в лице Reinhaid von Waltera[223]. Walter знал превосходно русский язык, сам был знатоком русской поэзии, переводчиком Блока. <…>
Мною были намечены к переводу и другие книги по истории, русской философии и литературе, но с утверждением Гитлера мне пришлось покинуть страну. Выпуск Ключевского на немецком языке я считаю большим вкладом в немецкую науку[224]. <…>
1/2 1975
Совершенно непонятным оставался факт, что, несмотря на то, что я был выслан как политический преступник, связь с советской Россией не прерывалась. Манускрипты из России продолжали поступать непрерывно, некоторые даже через советское посольство. Все писатели, приезжавшие в Берлин или проезжавшие, скажем, в Париж, неизменно являлись в наше издательство с предложением манускриптов. Так, приезжал Немирович-Данченко и привез нам рукопись Станиславского «Моя жизнь в искусстве», которую мы издали; Федин с рукописью «Братья», которую мы тоже издали; Тынянов, которого мы печатали[225]; Эренбург, бывший тогда заядлым большевиком[226]; Вера Инбер[227] и т. д. Привозили не только свои рукописи, но и других. Некоторые даже оставляли на нашем счету деньги, которые не хотели везти обратно в Россию. Можно сказать, все более или менее известные писатели печатались у нас. Для них это было выгодно, ибо <…> их права закреплялись по Бернской конвенции (главное, право перевода на иностранные языки), чего не было бы, если бы книги сначала выходили в советской России[228]. <…> Таким образом Эренбург, напр[имер], продал в Hollywood некоторые свои вещи для фильмовой постановки[229]. <…> Как все это проходило гладко, уму непостижимо, так как в моих других издательствах выходили книги явно антикоммунистические.
1/4
Помню еще один эпизод. К нам в издательство в один прекрасный день явился Маяковский. <…> Он принес манускрипт своей пьесы «Клоп» и настоял, чтобы мы тут же выслушали ее. <…> Пьесу мы выслушали, но принять к печати отказались. Возмущению его не было предела. <…> Но мы остались непреклонны.
Приехал Мейерхольд с труппой[230]. Мы отпечатали программу для его спектаклей. <…> Были на всех его спектакля. <…> Успех спектаклей был средний.
1/6
После бурного расцвета русского издательского дела в двадцатых годах постепенно нарастал кризис, и одно издательство за другим прекращало свое существование. Моя издательская деятельность в Германии не прекращалась вплоть до моего отъезда летом 1938 года. В мои руки начали переходить одно издательство за другим. Самым важным приобретением было издательство «Слово», принадлежавшее известной фирме Ульштейн[231]. <…>
Издательство Ульштейна широко поставило русский отдел («Слово»), Berliner Tageblatt (изд[атель] Rudolf Mosse[232]) стало выпускать словари, а, главное, под редакцией Войтинского[233] статистические справочники <…> «Страны в цифрах». <…> «Berliner Tageblatt» проникал[а] в Россию, равно как и справочники. Русским отделом заведовал мой приятель еще из Петербурга Самуил Яковлевич Шклявер, петербургский присяжный поверенный[234]. <…> Как-то Шклявер пожаловался мне, что газета и книги Моссе находят в России сбыт, но вывозить деньги из России запрещено, а расход на корреспондентов не так велик, и деньги в России все накопляются и обесцениваются. <…> И вот нам пришло на мысль, не согласятся ли русские на накопившиеся уже деньги и на будущие поступления снабжать Моссе книгами, а я обязался перед Шклявером, что буду заказывать советские издания исключительно через него, [и] он согласился, что его фирма Моссе будет иметь меня исключительным заказчиком. Завязалась переписка Моссе с советскими властями, закончившаяся договором с Моссе, а я с Моссе в свою очередь заключил договор о заказе и поставке книг.
1/9 1975
Мы и раньше заказывали антикварные книги и вообще книги, выходившие в советской России, через «Международную книгу»[235], но заказы выполнялись с большими задержками, а цены на антикварные книги были совершенно произвольны, то чрезмерно и неоправданно высокие, то понижались. До физической получки [мы] не знали вообще, по-лучим ли книги и по какой цене. Совершенно другой характер приняла торговля книгами через посредство Моссе. Мы стали исправно получать и новые книги, и антиквариат, подчас очень ценный. И продажа советских книг стала в нашей деятельности играть все большую роль, что для нас имело большое значение, ибо издаваемые нами книги или вовсе не приносили дохода, или минимальный. <…> Я не могу точно сказать, какое количество комплектов «Старых годов», «Мира искусства», «Аполлона»[236] мы пропустили, но во всяком случае много-много десятков. С Парижем и Прагой у нас были очень хорошие связи, затем мы начали работать с библиотекой Беренсона в Италии[237], поглощавшей огромное количество антиквариата, и затем [с] библиотекой Моргана в Нью-Йорке
