А в чаше – яд - [63]

– И что же, теперь не сердится наследник да норов свой сдерживает? – удивилась Нина.

– Сама видишь. Даже перед Капитолиной извинился.

Оба помолчали, глядя на фигуры в глубине сада.

– Позволь мне, великий паракимомен, спросить тебя. Нашел ли ты злодея, что положил лукумадес в ларец? И проверил, правда ли сладость отравлена? Может, кто из слуг порадовать наследника решил. А я тут с отравлениями да ядами шум зря подняла.

Василий посмотрел на нее внимательно.

— Лукумадес тот я на птице из зверинца проверил… умерла птичка. Так что Малх отравить мальчика хотел, а не порадовать. И императора тоже, чтобы погубить династию.

– С чего вдруг он так решил? Неужто ничего ты за ним не замечал раньше? Неужто, подкупили его?

– Это не он так решил. Подсказали ему, пообещали сделать великим паракимоменом при новом императоре. А замечал ли… Он был умен, сдержан, духом силен, читать любил. Его давно уже освободили из рабов, но оставили при дворце. Он и не спешил уходить. Хотя с историей его рода…

– Что за род у него?

– Его вместе с отцом взяли в плен. Отец его Саид из хамданидов66, командующим войском халифа при Мелитéне. Он и Мелитéну завоевал, и Самосáту. Великий воин был, жестокий только очень. Многих и ромеев погубил, и армян. А потом его собственный племянник похитил и передал великому доместику вместе с одним из сыновей. Чтобы самому в Мосуле править. А великий Куркуас привез Саида в град Константина, где его в подземелья кинули. Сына оскопили да при дворе оставили. Саид вскоре в подземельях умер. А сын вот вырос. Тяжело ему, говорят, было поначалу. Да человек ко всему привыкает: одни себя теряют, иные, наоборот, находят. Он, видать, решил, что надо жить, чтобы отомстить империи.

Нина ахнула:

– Это он тебе рассказал?

– Он рассказал о заговоре и о своих планах. Под плетьми молчать трудно. Об остальном нетрудно догадаться. Сама подумай. Его готовили быть таким же великим воином, как отец. А сделали евнухом при дворе императора ромеев. Вот он и жил с жаждой мести в сердце все эти годы. И дождался.

– Так это он мальчика травил? За что же мальца-то?

– За то, что тот мальчиком остался, а он…

Нина прикусила губу. Вот ведь как бывает. Отравитель, изверг, что мальчиков мучил, сам оказался мальчиком с вечной мукой в душе. Так одна жестокость другую рождает, превращает людей в дьяволов.

– Так значит, великий доместик невиновен в отравлениях? Зря я, выходит, такого почтенного человека подозревала… стыдно-то как. Пойду к отцу Анисиму завтра, покаюсь.

– Не спеши каяться, Нина. Великий доместик готовился себя императором провозгласить. Не только с Малхом он договорился. Армия его брата к Константинополю идет. Друнгáрий флота тоже с ним разговаривал, поддержать обещал. Немало людей он втянул в заговор. Только не получилось ничего у него. Умирает доместик.

– Как умирает? Неужто император такого воина без суда и совета казнить решил? Не дело это! Горожанам не понравится, а уж армии и подавно. Быть опять восстанию.

– Куркуас императору преподнес в дар калам из резной слоновой кости. Костяной чехол надет сверху, чтобы острие защитить. А поперек оказалась серебряная игла вставлена. Если чехол снимаешь, то игла пальцы до крови царапает. А игла та да и весь калам тонким слоем воска с ядом покрыты. Великий доместик и оцарапался. Случайно. – Василий снова сощурился.

Нина, побледнев, прижала ладонь ко рту.

– Что же теперь будет?

– А вот это, Нина, уже не твоя забота. Ты лучше настой приготовь свой для наследника. Хотя он сейчас много кому во дворце пригодится.

– А как ты с Малхом поступишь? Он ведь жив еще?

– Ты, Нина, много вопросов задаешь. Не дело это, когда аптекарша делами дворца интересуется. Не доведет тебя любопытство до добра.

– Помилуй, великий паракимомен. Меня же в отравлении обвиняли, а ну как клиенты и правда ко мне приходить перестанут? Надо же мне знать, что дальше-то меня ждет. Объявят ли горожанам, кто мальчиков травил? Накажешь ли ты меня за то, что во дворец пробралась мимо стражи? Когда мне можно будет домой идти? Ты уж скажи, сделай милость.

– Малха мы отдадим на казнь эпарху, чтобы все знали, кто и мальчика отравил, и комита, и самого великого доместика Куркуаса. Так что тебя обвинять никто больше не будет.

Нина грустно покачала головой. Великие все судьбами других людей играют, порождая новых чудовищ.

Василий встал, расправил далматик на помятой тунике, выпрямился:

– Ты дождись императрицу. Она распорядится, чтобы о тебе позаботились. Я сейчас с эпархом и с советом патрикиев буду разговаривать. Как все разрешится – передам тебе весть.

– Позволь мне просить тебя о милости, великий паракимомен.

Василий нахмурился, повернулся к ней. Она опустилась на колени:

– Прости раба, из дворца сбежавшего. Того, что с наследником играл да потом помог мне к тебе пробраться. Пощади его, – Нина старалась поймать взгляд паракимомена. – Он же мальчишка, сбежал только от страха. Ведь и правда весь избитый был. Похоже, что тот же изверг его и мучил, что подмастерье отравил.

– Я прощу его, раз василисса приказала. Но с рабом тем надо бы мне поговорить сначала. Откуда про тайный ход знает, кто еще так во дворец пробирался?