95-16 - [30]
«Drohung als Stimulus der Angst und die Konsequenzen»[26].
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил он сидящего рядом Джонсона.
— Пока не очень.
В течение следующих двадцати минут Шелем овладело такое ощущение, будто он погружается в нереальный мир, заселенный чудовищными порождениями больного воображения. Об ужасных, невероятных преступлениях рассказывалось человеческими словами, тщательно составленными и аккуратно записанными фразами. С растущим ужасом он пробегал глазами текст бумаг. Порой торопливо прочитанные формулировки были ему непонятны, он не вдумывался в смысл сложных диаграмм и многочисленных статистических данных, то и дело терялся в массе непонятных определений, выводов и сложных диагностических описаний.
«Органические состояния страха, вызванные адреналином,— читал он.— Подопытный объект: женщина славянской расы, 26 лет, физическое состояние удовлетворительное».
Затем следовало перечисление периодически увеличиваемых доз и наблюдаемых эффектов.
«Учащенный пульс, понижение температуры рук и ног, дрожание конечностей… Объект взволнован и возбужден».
Еще целый ряд экспериментов, сдержанные комментарии.
«Попытки вызывать испуг неправдоподобной угрозой… Результаты отрицательные… Отсутствие реакции. Опыты, основанные на реальной угрозе, например страх перед смертельной инфекцией… Результаты положительные. Исследования в ходе проводимых процедур показывают: сердечные спазмы, высокое кровяное давление, учащенное, спазматическое дыхание…»
Далее:
«Детальное описание реакции индивида после зачтения смертного приговора. Давление, пульс, дыхание… Исполнение приговора переносят на следующий день — изменение физических реакций. Выводы… Смертный приговор подтвержден… Реакция… Угроза… испуг… страдание — реакция.
Опыты по определению градаций испуга, вызванного условиями, которые объект привык связывать с физической болью… Выводы. Для появления признаков ужаса достаточно создать обстоятельства, сопутствующие ситуации, вызывающей особенно страшные последствия… Непосредственная угроза нанесения увечий. Импульсивное желание убежать… Исследование реакции объекта, лишенного свободы движения в то время, когда ему причиняют боль, в отличие от реакции человека, который в аналогичной ситуации имеет возможность защищаться».
«Постепенное усиление испуга может вызвать своего рода помешательство. Провести более подробные исследования в этой области»,— гласила одна из многочиспенных заметок на полях.
«Эксперимент «Соленая вода», проведенный совместно с доктором Р. Группа лиц лишена пищи и получает только соленую воду… Описание физического состояния, анализы мочи и крови проделаны доктором Р. Заметки об изменениях эмоционального состояния…»
У Шеля на лбу выступили крупные капли пота, день за днем: боль, страх, боль… Слова и цифры начали путаться, утрачивать смысл. Импульсы… Возбуждающие средства… Рефлексы… Вскрытие… Объекты… Реакции… От исписанных листков веяло страданием, увечьями, смертью. На последней странице каждого «эксперимента» стояла печать концлагеря Вольфсбрук и подпись врача: д-р Бруно Шурике. Шель отодвинул папку и вытер лицо платком. Потом взглянул на погруженного в чтение Джонсона.
— Какой кошмар! Я вернулся в прошлое, — медленно проговорил он. — Я забыл, где нахожусь, я снова стоял на перекличках, слышал крики капо, дрожал от слабости и от голода… Это, — он указал на чемодан, — чудовищно!
— А ведь убирая барак доктора Шурике, я не раз видел кресла с зажимами для головы, рук и ног, — вспоминал Джонсон. — Мне попадались на глаза разные предметы и инструменты, о назначении которых я понятия не имел. Впрочем, тогда я и не задумывался, для чего они служат. У меня хватало других забот.
Шель молча кивнул.
— Теперь все стало совершенно понятно, — продолжал американец. — Перед нами плоды опытов господина доктора, опытов, в ходе которых — что заверено собственноручной его подписью — Шурике лишил жизни по крайней мере несколько десятков людей. — Он начал приводить в порядок папки и складывать их обратно в чемодан.
— Ты прав, Пол! Я начинаю понимать, что произошло. Этот чемодан находился среди багажа, который мы привезли из лагеря в особняк крейслейтера. Доктор Шурике не хотел уничтожать материал, представляющий для него большую ценность. Трудно сказать, каким образом все это попало в руки Леона, быть может, он вытащнл чемодан из-под развалин, однако ясно одно: став обладателем этих бумаг, он почувствовал себя в опасности.
— Новая теория! — воскликнул Джонсон. — Он ведь мог обратиться ко мне.
— Очевидно, он был напуган и не знал, что делать. Без сомнения, бедняга страдал манией преследования и всюду видел врагов. Впрочем, я не могу отказать ему в определенной трезвости суждений. Грубер, представитель власти, знал о существовании чемодана и при первом же удобном случае, вместо того чтобы заняться дальнейшим расследованием, присвоил его себе. Однако существует кто-то, кому этот чемодан гораздо нужнее, чем инспектору. Я еще не понял причин смерти Леона. Предчувствуя приближение опасности, он доверил свою тайну Лютце, человеку, которого считал своим другом. Кто из них придумал спрятать чемодан в камере хранения, мы, видимо, узнаем потом. Я не думаю, чтобы несчастье с Лютце произошло случайно. Возможно, его только хотели напугать, что, впрочем, превосходно удалось. Меня интересует роль Грубера…
