95-16 - [32]
Журналист внимательно изучал Грубера. Почему он не отдал документы? Почему хотел уехать из Гроссвизена? Шель восстановил в памяти разговор, подслушанный в «Красной шапочке».
— Что ты обо всем этом думаешь, Пол?
— Вы осмотрели содержимое чемодана? — спросил Грубера американец.
— Я только проверил, лежат ли внутри папки, о которых шла речь, но не заглядывал в них. Да я и не разбираюсь в этих делах…
— Спроси его, Пол, почему он собирался уехать, — вмешался Шель.
Грубер сел на тахте.
— Это еще что за выдумка? — спросил он.
— Кэрол придется подтвердить мои слова…
Джонсон повернулся к жене. Кэрол смотрела на Шеля.
— Я не понимаю, о чем вы говорите и откуда у вас такие сведения, — медленно произнесла она.
— Понятно, — буркнул Шель. Он видел, что Кэрол пытается избежать дальнейших осложнений. За это ее трудно было осуждать. Чувствуя на себе вопросительный взгляд Джонсона, он сказал: — Не стоит над этим задумываться, нам предстоит решить более важные проблемы. Каким способом и когда это таинственное лицо собиралось с вами связаться? — обратился он к Груберу.
— Я ведь уже говорил: он хотел, чтобы я оставил чемодан у себя, пока он кого-нибудь не пришлет.
— Да, но он никого не прислал?
— Не знаю, меня не было в участке.
— Почему?
— У меня были другие планы.
— Какие? — допытывался Шель.
Грубер сжал губы. Журналист вопросительно посмотрел на Джонсона. Тот поднялся:
— Оставь его, Ян. Поехали ко мне домой, там поговорим спокойно.
— Боюсь, нам не удастся поймать такси в этом районе.
— О, я уверен, что господин инспектор предложит нам воспользоваться его автомобилем. Ключи, кажется, у тебя? — И, не дожидаясь ответа, он поднял чемодан. — Пошли! А ты, Кэрол?
Проходя мимо тахты, молодая женщина старалась избежать взгляда Грубера. Выходивший последним Шель не сумел удержать вертевшейся на языке злорадной фразы:
— Спокойной ночи, господин инспектор, приятных сновидений!
Закрывая за собой дверь, он услышал грубое ругательство и усмехнулся. Таинственный противник постепенно теряет контроль над своими марионетками. Ниточки, за которые он до сих пор так ловко дергал, все больше и больше запутываются.
Беспокойная
ночь
Джонсон приготовил бутерброды и сварил кофе. Кэрол ушла, сославшись на головную боль.
— Не знаю, стоит ли продолжать чтение этих чудовищных отчетов, — сказал Джонсон, наливая кофе. — Поскольку мы уже знаем, что это результаты зверских опытов доктора Шурике, следует обсудить дальнейшие шаги.
— Шурике! Вот единственный человек, который может быть по-настоящему заинтересован в этих бумагах. Но ведь он, кажется, в Барселоне? — спросил Шель.
— Да, сразу же после капитуляции он удрал из Германии в Испанию и до сих пор живет там. — Джонсон пододвинул Шелю тарелку, приглашая его приступить к ужину.
Внезапно у Шеля мелькнула какая-то неопределенная мысль. Где-то в подсознании вертелась незначительная деталь, к сожалению слишком ничтожная, чтобы за нее можно было ухватиться. Он напряг всю свою волю в надежде, что сможет с помощью этого неуловимого звена связать уже установленные факты, однако на ум приходили только сменяющиеся с молниеносной быстротой и без всякой логической связи обрывки мыслей.
Джонсон отставил чашку.
— Я завтра захвачу чемодан с собой и обо всем расскажу прокурору. Тогда мы и решим, как поступить с Грубером.
— Леон писал в своем письме: «Если о моем открытии узнают, меня не оставят в живых…» — сказал Шель. — И кто-то действительно узнал о его открытии.
— Стоит ли к этому возвращаться? Завтра нашим делом займутся специалисты.
— Леон также писал: «Я никому не могу доверять», — продолжал журналист. — Теории относительно его невменяемости в свете последних событий утратили многое из своей первоначальной значимости. Доктор Менке… — прервал он себя на полуслове. Тревожная мысль снова мелькнула у него в голове.
— Не думаю, чтобы Менке принимал во всем этом участие.
— Нет… Если сделать из последних событий логические выводы, нетрудно заметить, что многочисленные предпосылки приводят к одному заключению.
— А именно?
Шель не ответил. Он пока еще в страшном напряжении пытался связать между собой оборванные концы нитей.
— Есть! — вдруг с воодушевлением воскликнул он, выпрямляясь. — Давай-ка откроем еще разок чемодан. Мне хочется кое-что проверить, удостовериться…
— Это еще что за новости?
— Заметки на полях! Тот же самый почерк… Я хочу сравнить характерные особенности…
— С чем сравнить? — спросил Джонсон, раскрывая чемодан.
Шель вынул из бумажника рецепты, которые он забрал из комнаты Леона, потом развязал тесемки верхней папки. Перелистав несколько страниц и обнаружив на одной из них сделанные от руки пометки, он положил рядом рецепты и стал сравнивать форму, наклон и характер соединения букв. Рецепты, правда, были написаны по-латыни, но отличались одной особенностью, характерной для готического шрифта, некоторые буквы заканчивались острыми углами. Сходство было несомненным. Окончания «ке» в подписях, хоть фамилии и были разными, ничем друг от друга не отличались.
— Ну погляди же, сравни! Это рецепты доктора Менке, которые я нашел у Леона в комнате. Тот же самый почерк! — Шель вскочил, новое открытие страшно его взволновало. — Менке и Шурике — одно и то же лицо!
В настоящий сборник под общим названием «Убийство на почве любви» вошли три романа: «Не сердись, Иможен», «Овернские влюбленные» и «Вы помните Пако?».
«Стюардесса с тележкой медленно пробиралась по узкому проходу салона, обслуживая пассажиров; она непринужденно с ними беседовала, некоторые заметно хотели занять ее время больше, чем им было положено по стоимости билета. Теперь-то Саша Кошкин будет знать, что регистрацию на самолет нужно проходить как можно раньше, чтобы получить местечко в посадочном талоне поближе к креслу стюардессы, а то он, по своей неопытности, не торопился, перед полетом сидел в буфете и разминался красным вином…».
Главная героиня книги молодая и амбициозная Жанна, концертный директор новой попсовой московской группы «Мэри». Дебютные выступления этой группы запланированы в одном из самых лучших концертных залов столицы, а по городу уже развешаны яркие баннеры: «Мэри» — скоро все офигеют!» И незадолго до концерта одну из участниц коллектива находят мертвой на крыше многоэтажки со всеми соответствующими ритуальному убийству атрибутами: дьявольской пентаграммой и странной запиской, текстом из Откровения Иоанна Богослова: «И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри…». За первым убийством следует второе, третье, четвертое… И ни у кого уже не остается сомнений, что в столице орудует новый серийный маньяк убийца, последователь одного из древних, поклоняющихся дьявольским силам, культов. И Жанна еще не знает, что во всей этой жуткой истории ей уготована совершенно особенная роль.
В 1987 году в результате перестроечного бардака на одном из стратегических аэродромов на территории Украины закопана неучтенная атомная бомба, которую считают потерянной. Наше время. Бывший штурман стратегической авиации по пьянке проговаривается про "неучтенку" не тому собеседнику. Информация немедленно распространяется в мире плаща и кинжала, бомбу для своих целей хотят использовать спецслужбы, политики и террористы... На пути у врагов становятся отставной украинский офицер и молодой агент ЦРУ, считающий себя героем романов Тома Клэнси.
История одного из самых жутких – и самых странных – серийных убийц XX века. Еще до ареста пресса прозвала его «Зверем из Биркеншоу». Питер Мануэль был обвинен в убийстве по крайней мере семи человек (вероятно, их было гораздо больше). Он стал одним из трех последних преступников в Шотландии, казненных через повешение.…Уильям Уотт, обвиняемый в убийстве всей своей семьи, стремится оправдаться – а заодно выяснить, кто же на самом деле сделал это. Только одному человеку известна правда. Его зовут Питер Мануэль, и он заявил, что знает, где находится пистолет, из которого расстреляли жену, дочь и свояченицу Уотта.
Чтобы поправить свои финансовые дела, моряк-любитель решает ограбить магазин мужа своей любовницы («Вальпараисо»). Героям известного автора детективов предстоят жестокие испытания, прежде чем справедливость восторжествует.