76-Т3 - [6]

Шрифт
Интервал

— Не верится как-то, чтобы в семнадцать лет уже разыскивали, скептически заметил Миша Гриншпон. Он был единственным евреем в комнате, хотя и турбинистом. — Ты не пробовал на филологический факультет?

— Нет, а что?

— Понимаешь… язык у тебя, мне кажется, ты больше тяготеешь к гуманитарному чему-нибудь.

— Это ты загнул! Я дня не могу провести без вымазанной солидолом железки! Нашел гуманитария! Ты же знаешь, как невелик шанс родиться лириком в семье механизатора. Тем более у нас в Почепе!

Артамонов после четвертой тоже вспомнил, как повзрослел. Пошел как-то в лес за грибами, и — прихватило. От тоски он присел на пень, чудом удерживая ведро, на дне которого синел срезанной ножкой единственный подосиновик. Артамонов не понимал, что с ним происходит. Чувствовал только, что кто-то неведомый делает с ним что-то хорошее, и смирно стоял под деревом, как лошадь, которую чистят. Отслуживший в армии Рудик тихонько улыбался в усы. Его несколько занимал этот школьный наив. Усы делали его лицо таким, будто хозяина только что ударили по усам.

Ладно, — сказал он, — уже светает. Поднявшись, он отправил в форточку окурок. Мурат, выбросив вперед руку и колено, спал. Он и во сне оставался кандидатом в мастера спорта по фехтованию.

В ПОНЕДЕЛЬНИК В КОЛХОЗ!

После ознакомительной попойки обитатели 535 комнаты сообща готовили ужины, вместе ходили в «Победу», кучно держались в аудиториях.

Это не ускользнуло от зоркого глаза Татьяны. Заметив, что Артамонов постоянно выступает в компании презентабельных парней, она быстро сориентировалась в изменившейся обстановке. Используя канал дружеской связи с Валерой, она немедленно втерлась в пятерку 535 комнаты и завела перспективные разговоры.

От нее все узнали, что стройную одногруппницу с губами бантиком зовут Людой, а куклу с неморгающими голубыми глазами — Мариной. Вначале Татьяна по честному делила внимание между жильцами 535, относилась ко всем одинаково горячо. Вскоре они заметили, что большую часть себя она предлагает Рудику, который уступает ей в росте каких-то десять сантиметров. К концу второй недели занятий она полностью переключилась на него, бросив остальных на произвол судьбы. Она настолько приблизилась к нему, что за разговоры их удалили с лекции по введению в специальность. Они были вынуждены дожидаться физкультуры на Студенческом бульваре, занимая себя мороженым и газировкой.

Физкультура, как и в прошлую субботу, была отменена ввиду ремонта спортзала. Основные события дня развернулись на практическом занятии по физике.

На группу 76-ТЗ наконец-то завели журнал. Секретарь декана вручила его входившему в кабинет Ярославцеву. Физик поблагодарил девушку, уселся за стол и начал просматривать фамилии.

— Ну-с, пройдемся по материалу. Не будем особо мудрить, к доске пойдет… кто у нас тут первый по списку..? Пожалуйста, Артамонов. Не стесняйтесь, оценок я ставить не буду. За Бибиловым наступила очередь Гриншпона. Физик прочитал его фамилию верно только с четвертого раза. Миша терпеливо не вставал с места.

— Гринштан… Гришпонт… Гриншоп…

Дождавшись, пока его выговорят чисто, Миша вышел к доске. Словно расквитываясь, Ярославцев гонял его по пройденному материалу почем зря.

Следующим по списку шел Кравцов. Ярославцев долго тер лоб и всматривался в журнал, не решаясь вызвать. Потом посмотрел на присутствующих, пытаясь угадать, кто же такой этот Кравцов. Ни на чьем лице ничего подозрительного не обнаруживалось.

Как выяснилось потом, в журнале инициалы Кравцова обозначались буквами Щ. и X. Это была опечатка, но Ярославцев, не замечая образовавшейся паузы, ломал себе голову, не в силах вспомнить или придумать имя на Щ. Его это начало раздражать.

— Кравцов! — произнес он с оттенком отчаяния. — Как вас зовут?

— Сергей.

— Садитесь! — крикнул Ярославцев. Физик отбросил журнал и начал вызывать кого попало. Под занавес молча ткнул пальцем в Татьяну.

— Черемисина. Татьяна. Лучше Таня, — пролепетала она и, выйдя вперед, несусветно замялась. Ярославцев, стол, доска — все было до смешного мизерным на фоне Татьяны. Она долго усваивала условие задачи. Не найдя выхода из некомпетентности в этом разделе физики, она опустила руки и стала красной, как стоп-сигнал. Преподаватель, поняв ее тоску, усадил на место. Прозвенел звонок.

В перерыве Татьяна долго не отпускала в буфет компанию из 535, кляня себя за несобранность и растерянность.

— Не волнуйся, он же оценок не ставил, — утешали ее друзья.

— Вам хорошо, а как мне теперь быть, вся группа видела!

В конце занятий в кабинет ворвался незнакомый мужик и назвался Замыкиным Иваном Даниловичем. С позволения Ярославцева он сообщил:

— Я только сегодня узнал, что являюсь куратором вашей группы. Хотел поймать вас на физкультуре, но в зале никого не оказалось. Вынужден сообщить вам, что в понедельник все первокурсники отправляются в колхоз.

Брянская область сдуру пообещала партии и правительству сдать в закрома родины миллион тонн картофеля. Реакция группы была настолько положительной и продолжительной, что Замыкин забеспокоился, как бы область не сдала больше.

— И еще. Старостой в вашей группе деканатом назначается Рудик Сергей. Кандидатура отобрана в результате осмотра анкет и обсуждению не подлежит. На это сообщение бурно среагировала одна Татьяна. А теперь немного техники колхозной безопасности, вернее безопасной колхозной техники… тьфу ты… техники безопасности в колхозе. Во-первых, не входить ни в какие конфликты с местными жителями, во-вторых, вам нужно до отъезда научиться пить. К примеру, вам захочется отметить День учителя, а потом вы выйдете излить улицам накопившееся за столом веселье. В результате стычка с сельчанами неминуема. Или, скажем, в нетрезвом виде попасть под комбайн… Да, да под комбайн. И такое бывало в моей кураторской практике. После сельхозработ некоторых из вас придется исключить из комсомола, а затем автоматически из института. Вот примерно в таком плане, в таком разрезе…


Еще от автора Яков Арсенов
Избранные ходы

Яков Арсенов — писатель несуетный. Заговаривают о нем редко, в тех случаях, когда речь заходит о литературных традициях Голголя, Помяловского, Довлатова.В основе его творчества, — ирония и не торный вымысел формы, который обостряет реализм содержания.Язык книги многогранен и дает ощущение простора.


Тринити

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Подружка

Что могут делать в аэропорту две незнакомые женщины, случайно встретившись в непогоду, когда движение закрыто, альпийский город засыпан снегом, а впереди длительные часы утомительного ожидания вылета? Пить кофе, говорить о Цветаевой и о своей безутешной любви…Однко эта встреча дарит героине возможность вернуться в прошлое и сказать дорогому человеку главные слова…


Нью-Йорк. 14 августа 2003 года

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Большой укол

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шёпот листьев в больничном саду

Это история без прикрас. История одной девушки. Одной любви, одного предательства, одной болезни.И одного ночного визитёра, голос которого вначале так легко спутать с шёпотом листьев в больничном саду.Но только вначале.


Первая роза

Кто-то хочет жить, но не может. Кто-то может жить, но не хочет. Иногда первые и вторые сталкиваются. И пусть все утешения — только слова, но даже слова когда-нибудь могут переиграть чью-то жизнь…


Стеклянная тетрадь

«Стеклянная тетрадь» — сборник моих ранних повестей. Трудно сказать что-либо о них. Они разные. Они дороги мне потому, что каждая связана с определённым периодом моей жизни и напоминает мне о том времени и о причинах написания. Многое объясняю письма, размещённые в конце этого литературного сборника. В данном варианте "Стеклянной тетради" присутствует не всё, что было в книге изначально, многое я спрятал (возможно, навсегда) от посторонних глаз.