76-Т3 - [7]

После официальности, как только куратор и физик вышли, Татьяна подбежала к Рудику и горячо поздравила с повышением, возложив на него надежды, которые были по плечу только ей самой.

Когда из красного уголка послышалась сюита «Время, вперед!», на полу 535 комнаты стояло пять готовых в любое путешествие рюкзаков.

За окном отживал очередной сентябрьский вечер. Он не спеша опускался на студгородок, стирая углы отношений между зданиями и выравнивая возможности силикатного кирпича и алюминия со стеклом.

ЗОЛОТОЕ МЕЛОВОЕ

В понедельник с утра первокурсники стали заметно проще. Походная форма делала многих неузнаваемыми. Вместе со строгими костюмами дома было оставлено все наносное, вычурное, несвойственное, что мешало знакомиться во время занятий. Повели себя так, будто одновременно делали шаг навстречу друг другу. В ожидании электрички первокурсники потока банковались вокруг старост. Рудик в армейском берете и затертой кожанке был заметен из любого конца перрона. Его черные вихры оттеняла разметанная ветром рыжая шевелюра Татьяны, так что лик Сергея постоянно находился как бы в ее ореоле.

Имея столь завидные ориентиры, 76-ТЗ быстро собралась вместе. Посчитались, как в детском саду. Троих не хватало.

— Во времена господства статистики это не потеря, резюмировал Замыкин, но отсутствующих пометил в своем хитром блокнотике.

До места добирались целый день.

— Известное дело, в хороший колхоз не пошлют. Передовое хозяйство и само справится, — разъяснял куратор незадачливым первокурсникам причины столь несоседских шефских связей. — За нашим институтом, не знаю, почему, но догадаться можно, закреплена самая глушь.

Замыкин оказался на редкость словоохотливым. Из общих споров и бесед с ним многие уходили в диалоги друг с другом, сближаясь и подавая пример сближения другим. Затронутые куратором вопросы оживляли сначала центральное купе, потом вмиг расхватывались соседними, и те, не обращая внимания на развитие темы в центре, гнули каждый или попарно в свою сторону, выдавая убеждения, наклонности, устремления или их отсутствие.

С девушками сходились самым невинным способом — таскали с вокзала в автобус и потом на повозки их тугую поклажу.

Татьяна несла свой мешок сама. Рудику было не до нее — он увлеченно спорил с Замыкиным. Остальные не отваживались предложить помощь, опасаясь, что этот акт обидит Татьяну и здорово навредит дальнейшим отношениям с ней. А она так хотела, чтобы любой, пусть даже самый захудалый, одногруппник предложил взять ее ношу. Желание возникало не оттого, что было тяжело нести, просто ей хотелось казаться такой же хрупкой и слабой, как двое ее будущих подруг. Она долго ждала подвига от парней, потом, разуверившись в джентльменстве, стала обходиться со своим мешком подчеркнуто самостоятельно.

К месту назначения прибыли в настроении самом предрасположительном.

Забелин Леша, среднего диаметра толстячок в болотных сапогах, попросил группу попозировать для снимка на фоне приближающейся деревни. Было заметно, что отец у Забелина законченный рыболов. Куртка, свисавшая с плеч сына, как с вешалки, была усеяна крючками и мормышками. До самой околицы Леша изощрялся в умении снимать объект на ходу и просовывался фотоаппаратом чуть не в душу согруппникам, поминутно цепляясь мормышками за чужую жизнь. Всех, кого снимал, Забелин уверял, что смерть как не любит статических снимков, поэтому ведет творческий поиск только в движении, только в порыве…

Подшефная деревня называлась Меловое. Она располагалась на двух известковых холмах, у подножия которых гремели ключи. Вокруг лежали неубранные поля, а в самой низине — луг, речка, лес.

Замыкин пошел за начальством. Бригадира искали часа три. Но он был не в состоянии, поэтому разводил прибывшую рабсилу по домам для поселения сам агроном.

Рудика, Артамонова, Бибилова, Гриншпона и Нынкина приняла на постой неунывающая бабуся, жившая почти за деревней.

— Заходите в хату, я сейчас приду, — сказала она мнущимся во дворе постояльцам и направилась к соседке.

Они вошли в избу и стали прикидывать, кто где устроится на ночь.

— Я сплю на печке, — категорически заявил Нынкин, более всех заволновавшийся насчет вместимости бабкиного жилища.

— Если влезешь, — бросила непонятно откуда появившаяся старуха. — У моего повойничка и то ноги свисали до колен, хоть ростом он был с сидячую собаку, не боле. Нынкина передернуло оттого, что на облюбованном им месте спал покойник. Но отступать было некуда.

— А какой мэсто нам? — изумился Мурат. Он был горяч и нетерпелив. Малейшее промедление мгновенно выводило его из себя.

— До вас по десятку жили, — отрезала бабка. — Поместитесь. — И чтобы не подумали, будто она бросает слова на ветер, юркнула в какую-то каморку и принялась выбрасывать оттуда тюфяки, подушки, матрацы не первой и даже не второй молодости. — Если мало, я еще от Марфы принесу, — сказала она, вылезая.

— Хватит, бабуся, достаточно! Тут и так полно, — унял ее Рудик. Под прямым руководством бабки возвели общее ложе, напоминающее яму для прыжков в высоту с шестом.

— Будем как Бубки, — оценил изворотливость старухи Артамонов.